— Да, — раздумчиво протянула Марина. — Писатель — это какой-то необычный человек… Иногда читаешь какую-нибудь интересную книгу, и она так тебя увлечет, что ты забываешь обо всем… Ты и плачешь и смеешься, страдаешь вместе с героями… — Она помолчала. — Как мне хотелось бы одним глазком взглянуть на живого писателя!
— А я видел, — проговорил Виктор. — Когда я лежал раненый в Петрограде, к нам в госпиталь приходил писатель Алексей Толстой… Слышали про такого?
— Слышала. А зачем он приходил в госпиталь?
— Там у него знакомый вольноопределяющийся лежал… Он ему конфеты, печенье и книги приносил… Я тоже читал его книги.
— Счастливый вы человек! — вздохнула Марина. — А я стихи пробовала писать.
— Стихи? — оживился он. — Вот так?.. Прочтете мне?
— Так вы же не любите стихов.
— Нет, ваши я люблю, — вырвалось у него, и он смущенно усмехнулся.
Марина внимательно посмотрела на него и ничего не сказала.
Помолчав, она проговорила:
— Как время быстро летит… Как будто совсем недавно я поступала в гимназию, а вот уже совершенно незаметно я ее кончаю… А это значит, что я уже стану взрослой.
— К родителям поедете после гимназии? — спросил Виктор. — Или будете куда-нибудь устраиваться работать?
— Знаете, Виктор, я очень люблю медицину. Мне хотелось бы стать фельдшерицей, акушеркой или… быть может, даже и врачом…
— Ну, и за чем же дело стало?
— Дело, конечно, за мной, — ответила Марина. — Свою мечту я обязательно осуществлю… Вот сейчас я узнала — в Ростове есть медицинский факультет. Скоро будет производиться в него набор курсисток… Вот я и хочу попробовать туда устроиться.
— Хорошее дело, — одобрил Виктор. — Я тоже очень хочу учиться. Как только демобилизуюсь, буду куда-нибудь определяться на учебу, хотя меня больше тянет к литературе.
На западе ярко пылала заря, охватив пожарищем треть неба. На ветвях, загораясь мелкими алмазами, выступали капли вечерней росы. Из-под корней акаций поползли длинные вечерние тени.
— Уже поздно, — проговорила Марина. — Надо идти…
— Подождите, Марина, — с трепетом сказал Виктор. — Я… хочу вам что-то сказать…
Марина искоса внимательно посмотрела на него.
— Хорошо, — сказала она. — Я посижу еще немного.
Но Виктор молчал, не решаясь с ней заговорить.
— Вы хотите мне что-то сказать? — опустив глаза, спросила она.
— Да… — тихо произнес он. — Но… как об этом сказать вам, я не знаю… Я не знаю, как вы отнесетесь к этому. Ну, понимаете ли, Марина, вы мне нравитесь, — выпалил он вдруг и похолодел от своей смелости. «Боже мой! — чувствуя, как у него часто забилось сердце, подумал он огорченно. Что я наделал?» Ему хотелось сорваться со скамьи и бежать от Марины, чтобы не испытывать стыда от совершенного поступка.
Девушка тоненько засмеялась в смущении и взглянула на него своими большими лучистыми глазами.
— Витенька, — прошептала она, закрывая лицо руками, — ведь вы мне тоже очень, очень нравитесь… Неужели вам это не понятно?..
В начале августа Атаманский полк неожиданно был снят с австрийского фронта и переброшен под Гомель. Казаков расквартировали по крестьянским хатам в небольшой деревушке Дуньково. Среди казаков эта переброска вызывала недоумение и оживленные разговоры. И когда они обращались к офицерам с просьбой объяснить, зачем их перебросили в эту деревню, те отвечали, что полк-де переброшен сюда на отдых.
Но этому никто не верил по многим признакам, которые не могли ускользнуть от внимательного глаза, было видно, что полк готовился к выступлению. Но куда и зачем — никто не знал.
Однажды Прохор Ермаков, живший на окраине деревни в хате одного крестьянина, вывел из хлева своего коня и стал его чистить щеткой и скребницей.
Было прозрачное прохладное утро. Только что Прошел небольшой дождь. С неумолчной болтовней в обмытом воздухе метались воробьиные стаи. Дождевые капли искрами вспыхивали на ветвях деревьев. Конь не стоял на месте: то бил копытом землю, то пытался взвиться на дыбы.
Прохор успокаивал его:
— Не дури, Васька, не дури! На-ка вот тебе, — сунул он в рот лошади кусок сахара.
Лошадь с удовольствием захрустела зубами.
— Сладкоежка ты у меня, — любовно похлопал Прохор по ее атласной, горячей шее.
