Нам дали палатку, и в тот вечер мы выпили вино, а мужик рассказал мне о своих бедах. Он потерял жену. До сих пор ее любит. Думает о ней все время. Великая женщина. Он раньше преподавал математику. Но потерял жену. Другой такой женщины нет. Хуё-моё.
Господи, когда мы проснулись, мужику было очень херово, мне не лучше, а солнце светит и пора на работу: железнодорожные шпалы складывать. Их надо было связывать в штабель. Поначалу было легко. Но штабель рос, и уже приходилось опускать их на счет.
- Раз, два три, - командовал я, и мы бросали шпалу на место.
Мужик повязал на голову платок, и кир так и сочился у него из башки, платок уже весь вымок и потемнел. То и дело щепка со шпалы протыкала гнилую рукавицу и возналась мне в ладонь. Обычно боль была бы невыносима, и я бы все давно уже бросил, но усталость притупила мне все чувства, в самом деле притупила их что надо. Когда такое случалось, я лишь злился мне хотелось кого-нибудь убить, но когда я оглядывался, вокруг были только песок, скалы, сухое ярко-желтое солнце, как в духовке, и некуда идти.
Время от времени железнодорожная компания выдирала старые шпалы и заменяла их новыми. А старые оставляла валяться рядом с полотном. Большого вреда от старых шпал-то не было, но железная дорога их повсюду разбрасывала, а Бёркхарт нанимал парней, вроде меня, складывать их в штабели, потом нагребал их в свой грузовик и вез продавать. Наверное, от них было много пользы. На некоторых ранчо их втыкали в землю, обматывали колючей проволокой - и забор готов. Другие применения, я полагаю, тоже существовали. Меня это сильно не интересовало.
Обычная невозможная работа, похожая на остальные: устаешь, хочется бросить, затем устаешь сильнее и забываешь, что хотел бросить, а минуты не шевелятся, живешь вечно в одной-единственной минуте, ни надежды, ни выхода, в западне, бросить - слишком туп, а бросишь - все равно деваться некуда.
- Парнишка, жену я потерял. Такая чудесная женщина была. Все время о ней думаю.
Хорошая баба - самое лучшее, что на земле есть.
- Ага.
- Винца бы еще.
- Нет у нас винца. До вечера подожди.
- Интересно, а пьянчуг кто-нибудь понимает?
- Другие пьянчуги.
- А как ты думаешь, эти занозы от шпал по венам могут до сердца добраться?
- Хрен там; нам никогда не везло.
Подошли два индейца и стали за нами наблюдать. Долго они за нами наблюдали.
Когда мы с мужиком сели на шпалу перекурить, один из индейцев подвалил к нам.
- Вы, парни, все неправильно делаете, - сказал он.
- Это в каком смысле? - спросил я.
- Вы работаете в самый солнцепек. А нужно так: встать утречком пораньше и все сделать, пока еще свежо.
- Ты прав, - сказал я, - спасибо.
Индеец был прав. Я решил, что мы встанем рано. Но нам это так и не удалось.
Мужику постоянно было слишком плохо после вечернего возлияния, и я никогда не мог поднять его вовремя.
- Еще пять минут, - говорил он, - ну пять минуточек еще.
Наконец, однажды старик выдохся. Не мог больше поднять ни единой шпалы. И все время извинялся.
- Да все нормально, Папик.
Мы вернулись в палатку и стали дожидаться вечера. Папик лежал и разглагольствовал. Он говорил о своей бывшей жене. Я слушал про его бывшую жену весь день и весь вечер. Потом приехал Бёркхарт.
- Господи Иисусе, парни, немного же вы сегодня сделали. Думаете, дарами земными проживете?
- С нас хватит, Бёркхарт, - сказал я. - Мы ждем расчета.
- У меня есть хорошая мысль не платить вам, парни.
- Если у тебя бывают хорошие мысли, - сказал я, - то ты заплатишь.
- Прошу вас, мистер Бёркхарт, - сказал старик, - пожалуйста, пожалуйста, мы так сильно работали, как проклятые, честно, мы работали!
- Бёркхарт знает, что мы заканчиваем, - сказал я, - сейчас ему надо только сосчитать штабели - и мне тоже.
- 72 штабеля, - сказал Бёркхарт.
- 90 штабелей, - сказал я.
- 76 штабелей, - сказал Бёркхарт.
- 90 штабелей, - сказал я.
- 80 штабелей, - сказал Бёркхарт.
- Продано, - сказал я.
Бёркхарт достал карандаш и бумажку и вычел с нас за вино и еду, транспорт и проживание. У нас с Папиком получилось по 18 долларов на брата за пять дней работы. Мы взяли деньги. И нас бесплатно довезли до города. Бесплатно? Бёркхарт наебал нас со всех сторон. Но поднять хай мы не могли, поскольку если у тебя нет денег, закон работать перестает.
