«Тишина? Быть может, вы думаете, что тишина это отсутствие звуков, звуковая пустота? Но разве не является она, с другой стороны, духовной наполненностью?» Один йог, комментируя эти слова отца Пуселя, пишет: «Я сам ощутил это однажды утром, когда предавался очень глубокой медитации, бессловно, беззвучно и без малейшего шума. Однако душа нашла для себя способ выражения. Неконтролируемые, непроизвольные жесты до конца отразили полноту моей души».
Тишина не тождественна молитве, однако молитва, в особенности молитва созерцательная, нуждается в тишине? В некотором смысле отделяется тишиной, ниспосланной свыше или изошедшей из сердца человека, который находится в состоянии покоя. Если человек сможет отвлечься от потока суетных мыслей, от круговорота житейских забот и тревог; если он сумеет очистить свое внутреннее существо от ненужных наслоений, оставленных сознательной и бессознательной деятельностью, то он испытает «мир, лежащий за пределами понимания». Этот мир проникнут мыслью, не выраженной слотами, что мы живем, перемещаемся и существуем в Боге Авраама, Исаака и Иакова, породившем Господа нашего Иисуса Христа, что «мы Его дети» (Деяния апостолов, 17:29) , что Он всё, а мы ничто, пока Он не наполнит нас, пока мы не предадим себя Ему. В сущности, благодать, пребывающая в нас и делающая самое глубинное из наших «я» Богом, красноречива и активна. Если мы чисты и независимы от чисто человеческих ценностей, в том числе мыслей (логического мышления), если мы умеем избежать увлекающего нас потока идей, которые вынуждают нас жить в каком-либо определенном окружении, если мы можем изолировать себя от мира, мгновение иди несколько мгновений жить сами по себе—тогда затаенная реальность, которая делает нас тем, кем мы являемся, то есть христианами, непременно проявит свое присутствие и заговорит в нас.
И поэтому, хотя вам не дано вызывать в себе и вокруг себя , проявления сверхъестественных, божественных сил и управлять их действиями, мы можем воспользоваться некоторыми доступными простым смертным методами, такими как йоговские позы и контроль дыхания, как эффективным (правда, наверно, лишь в ограниченной степени) средством, чтобы открыть путь к чистой молитве, созерцательной молитве. Они расчищают для нас место. Они превращают нашу внутреннюю жизнь в пустыню, о которой говорит пророк («Я увлеку ее, приведу ее в пустыню [solitudinem]», Осия, 2:14). Они погружают душу в тишину, пока она не начинает слышать – не может не услышать—тихий голос Бога или даже горестные «стенания» природы (К римлянам, 8:22), взывающие к Господу. Эта природа (то есть плоть, которой: облекся Христос), похожая на ветвь, переполненную божественными соками, расцветает под воздействием йога и йоговских упражнений; йога так хорошо приводит в порядок плоть, успокаивает ее и дает ей отдых, что силы, ниспосланные свыше, начинают циркулировать в ней свободнее и действенное присутствие Бога Любви обретает, так сказать, большую мощь.
С этим уроком мое краткое исследование целей христианской йоги подходит к концу. В заключение лучше всего будет вновь процитировать высказывания одного из адептов, убедившегося в том, что йоговская наука способна принести большую пользу чистому, совершенному и целостному христианину. Отец Ламбер, кармелит из Бркяте, в ответ на утверждения, что «йогу невозможно отделить от ее нехристианских (буддистских, индуистских и пр.) корней», говорит, в частности, следующее:
«Йога принадлежит человечеству и существует для человека. Ей присуща внутренняя ценность, независимая от терминов, концепций и процедур, которые могут оказаться ошибочными или незначительными.
«Вечная» йога (т.е. очищенная от всех суеверий и эзотерического, обрамления) содержит в себе как мы уже знаем весьма ценные элементы. Но нам известно также, что йога полезна и раскрывается по-настоящему и полностью, только если она воспринята и преобразована в рамках христианства, руководима и одушевлена вечной Любовью и Истиной. Исключительные достоинства йоги расцветают лишь в атмосфере Света и Любви, исходящих от Бога.