— В некотором роде.
— Альфред, где твоя обычная ясность речи?
— С ясностью придется подождать до завтра.
— Но сам-то ты знаешь, кто агент?
— Знаю, только доказательства не понравятся юристам.
— Это все, что можешь сказать сейчас?
— Ну, если прикажешь…
— Когда это я тебе приказывал?
— Никогда. Высоко ценю такое отношение.
Снова пауза.
— Когда пойдем к премьеру?
— Скажем, в шесть.
— К тому времени будешь знать ответы на все вопросы? Ты уверен?
— Не совсем. Но боюсь, если мы не назначим время, он сделает это сам, а мне хотелось бы сохранить инициативу.
— Триумф ДСТ, да?
— Или поувольняют всех, — сказал Баум.
— Ладно, договорюсь завтра на шесть, но твоя голова на кону и моя рядом.
Положив трубку, Баум улыбнулся и поискал в записной книжке номер телефона в Лондоне. Артур Уэддел отозвался сразу. Они обменялись приветствиями и Баум изложил свою теорию.
— Вполне возможно, — сказал Уэддел, — Слыхал я и о более странных делах, хотя редко.
— Пошлю тебе кое-что по факсу.
— Ладно, только запиши другой номер факса. В нашей конторе ты не всем нравишься.
— Это мне напомнило вот о чем: ты нашего американского приятеля давно видел?
— Не очень. Он был в плохом настроении.
— Это подтверждает, что тихое, но глубокое удовлетворение, которое я сейчас испытываю, имеет под собой почву.
— Похоже на то, — согласился Артур Уэддел, — Жду твоего факса.
— Ключевое слово — Будапешт, — сказал Баум своему шефу, — Все время меня беспокоил этот Будапешт.
Они разговаривали в кабинете Вавра на улице Нелатон на следующий день, в послеобеденное время. Вавр отметил событие, достав из стола бутылку среднего качества коньяка:
— Надо сейчас выпить, а то премьер нынче вечером вряд ли нас чем-нибудь угостит, разве что пивом, — Пользуясь своим правом звонить премьеру по прямому проводу, он договорился о встрече: в шесть тридцать у премьера дома, на Иль Сен Луи.
— Что там с этим Будапештом? — спросил Вавр.
— Помнишь, что говорил перебежчик: все данные он, мол, черпал из отчетов высокопоставленного агента, действовавшего в Париже, а одно время в Будапеште. Его исключительная память будто бы сохранила даты, когда послания отправлялись им самим в Москву. Мы проверяли их, как положено. К несчастью для Антуана Лашома, поступления из Будапешта в точности совпадали по времени с его пребыванием в этом городе. Он провел в Венгрии двадцать месяцев в 1973-74 годы, работал в посольстве. И в Париже бывал именно тогда, когда указывал Котов. Кроме него ни один из политиков такого ранга не оказывался в нужное время в нужном месте. Эти сведения имеются в картотеках архива, я сам просматривал их множество раз. Но оказалось, добавил он усмехнувшись, — я не там искал. И не то.
— Непохоже на тебя, Альфред, — укоризненно заметил Вавр.
— А я и не претендую на безгрешность. Ошибся, слишком буквально принял слова перебежчика, что по слухам, якобы ходившим в Москве, КГБ имеет агента в нашем правительстве. Позже мне интуиция подсказала: что-то тут не то. Но интуиция — она ведь только включает красный свет: остановись, мол. А мне нужна была красная стрелка, указывающая верное направление. И тут как раз этот Будапешт… Предположим на минуту, что Лашом и есть агент. То есть птица высокого полета во внешней политике, деятель, обуреваемый политическими амбициями, как видно из его досье, и ведущий опасную игру агента-резидента. Едет на несколько месяцев в Будапешт — неужто он так глуп, что продолжает и оттуда слать информацию в Москву? И его русский связной позволил бы ему это? Думаю, ни за что. Товарищи не идиоты. Им удалось заполучить крупного политика. Стали бы они рисковать такой фигурой ради заурядных шпионских донесений из заурядного посольства? Вот я и сказал себе: будь Лашом действительно тайным агентом русских, не рискнул бы он засветиться в Будапеште. Даже если товарищи бы не сообразили, сам-то он достаточно хитер.
Баум отхлебнул коньяк из рюмки, взялся за сигарету.
— Виссак со своими дружками из ДГСЕ, которые первыми заполучили Котова, этот момент упустили. А у наших английских коллег и так интереса не было в этом деле, чтобы ещё о подобных мелочах беспокоиться. Но у меня это будапештское несоответствие в мозгах засело, потому я не мог поверить перебежчику.
