— Мне нечего бояться, мсье.
— Ладно, просто подумай…
И на том Алламбо беседу закончил. Супругам Лашом он сказал, что уверен в виновности Марии.
— Пожалуйста, обращайтесь с ней, как обычно, но позвоните мне, если услышите, что она договаривается с кем-то о встрече. Она, вы сказали, как правило, никуда не выходит? Тем легче заметить, если правило будет нарушено.
И, распрощавшись, он сел в машину, где его дожидался Ледюк, и укатил в Париж.
Супруги Лашом тоже решили вернуться.
— Мне как-то не по себе из-за этой истории, — призналась мадам Лашом, — Лучше поедем домой, сходим вечером куда-нибудь.
Через час после возвращения на авеню Виктор Гюго, когда господа ушли в гости, Мария сняла телефонную трубку и набрала номер, записанный на клочке бумаги крупным, по-детски нескладным почерком.
— Ладно, завтра в одиннадцать. Приду, — такими словами она закончила разговор, положила трубку и скрылась в своей комнате.
В воскресенье вечером, в половине одиннадцатого горничная Мария вышла из дому на авеню Виктор Гюго и направилась к ближайшему метро. Полицейский, дежуривший возле дома, этому значения не придал: ушла, ну и что? В метро Мария взяла билет, спустилась на платформу, там ожидали поезда несколько человек. Она прошла по платформе и опустилась на скамейку. Низкорослый плотный мужчина в темном пальто, сидевший неподалеку, поднялся, двинулся к ней, остановился как раз напротив. Она обратила внимание, что стоит он, расставив ноги, — спортсмен, что ли? — а руки засунул глубоко в карманы. Со стороны Порт Дофин приближался поезд. Мария встала, сделала несколько шагов к краю платформы. Незнакомец остался на месте, чуть слева от нее. Но в тот момент, когда поезд выскочил из туннеля, "спортсмен" оказался у Марии за спиной. Дама, стоявшая рядом, так потом описывала произошедшее:
— Я видела, как этот человек рванулся к женщине, как раз, когда поезд поровнялся с ней. Толкнул изо всех сил, бедняжка свалилась на рельсы, а он был таков. Помчался к выходу, чуть с ног меня не сшиб. Это было ужасно. Нет, я его не разглядела. Кажется, смуглый, с усами. Вот ужас, несчастная женщина! Может, это был её любовник…
Ничего более вразумительного не удалось услышать от машиниста и других находившихся на платформе пассажиров. Полиции не удалось разыскать никого, кто бы видел, как из метро выбежал мужчина в темном пальто.
Альфред Баум прослушивал разговоры министра сам. Никакой персонал к этому не привлекался. Разговоры записывались на пленку, кассеты передавались по утрам его секретарше, она расписывалась за них и относила шефу, а тот отправлял их в серый сейф, стоявший в углу. Баум с трудом заставлял себя прослушивать эти записи. Ему на нервы действовала бесконечная болтовня мадам Лашом с приятельницами, сам же министр домашним телефоном почти не пользовался.
Прослушивал записи Баум в часы, когда совсем уж уставал от работы. Позже он казнился, что его нерадивость и привела к несчастью, которое произошло после визита Алламбо на виллу министра. Коллегам же было известно, что в те дни он трудился по двенадцать часов. В понедельник с утра он попросил мадемуазель Пино принести записи за пятницу, субботу и воскресенье и приготовился их слушать — рядом с его столом находился магнитофон.
Помешал телефонный звонок.
— Это министр, — предупредила секретарша прежде, чем соединить своего шефа с начальством.
— Наша горничная Мария погибла вчера вечером в метро. Упала на рельсы.
— Это её допрашивал Алламбо?
— Да. Ее столкнули с платформы, в полиции шестнадцатого округа считают это убийством, но подозреваемого пока нет.
— С кем из префектуры вы говорили, господин министр?
— С Дидо. Ему не следует знать обстоятельств дела.
— Разумеется, господин министр.
— Вам, надеюсь, эти обстоятельства известны.
— Алламбо доложил. Тут, по-видимому, есть связь.
— Оставляю дело в ваших руках, — сказал министр, — Если понадоблюсь, обращайтесь.
— Спасибо, господин министр.
Альфред Баум включил магнитофон и выслушал переговоры мадам Лашом с парикмахером и жалобы сестре на то, как тяжела её жизнь. Потом заговорил другой голос — низкий, грубый, с сильным южным акцентом…
