И все, стоявшие перед серым холодным камнем с печатью-глазом посередине, опустились на колени и вознесли молитвы – каждый тому богу, которому поклонялся в своем сердце.
А затем старый дервиш сказал:
– Отныне в этой долине образуется обитель ордена Халветийа. Я и пять моих товарищей станем первыми дервишами этой ханаки – да помилует нас Всевышний. Он милостивый, прощающий…
Но Тарик и Тамийа-химэ лишь переглянулись.
Сигила Дауда продолжала смотреть с камня – недреманным, страшным, мертвым глазом.
А если бы кто-то потрудился выглянуть из пещеры наружу, то увидел бы странное зрелище. В долину Лива ар-Рамля, медленно кружась в воздухе, падали белые перья. Одно за другим, медленно, как во сне. Полночный ветерок подхватывал их и разносил по камням, ветвям уцелевших деревьев и темнеющим входам в пещеры.
Последние дни – да что там, все десять дней с момента вступления в Куртубу, – были ознаменованы для Аммара крайне неприятными хлопотами.
Шайтановы отродья во главе с Тариком истребили многих Умейядов – но не всех. А самое главное, они не тронули харимы мятежников! Нужно сказать, что до злосчастного дня налета в Куртубе вели тихую размеренную жизнь женщины и дети как покойного Умара, так и его старшего сына – нынче также покойного стараниями мстительной сумеречной княгини.
Еще нужно сказать, что аураннская шайка отвела душу в масджид, рубя направо и налево, однако находившихся там детей, как потом выяснилось, она пощадила. Кого-то сумеречники вытолкали из дома молитвы на площадь, кого-то пихнули к матерям и сестрам в женском зале. Женщин с детьми потом выгнали из масджид. Некоторых с радостными криками и слезами облегчения встретили на площади родственники – но таких было немного, и целая толпа осиротевших людей оказалась на пустынных улицах Куртубы. Жители города сидели по домам, задвинув все засовы и наглухо захлопнув ставни. Рассказывали, что несчастные одиночки так и затерялись в темнеющих вечерних переулках – говорили, что несчастных переловили торговцы из Басры, и больше их в городе никто не видел.
Аммар со странным облегчением узнал, что женщины и дети из харима старого Умара ибн Имрана сумели выбраться из города. Судя по всему, им удалось избежать засад вооруженных людей из Басры, потому что через неделю осведомители ибн Худайра донесли, что все четыре жены, пятеро наложниц, шесть дочерей, восемнадцать невольниц и четверо малолетних сыновей ибн Имрана объявились в Исбилье.
Халифу, правда, хотелось поглядеть на Айшу: про дочку Умара ходило много слухов. Говорили, что ее мать, четвертая законная супруга главы Умейядов, родила, когда ей было давно за сорок. Старый Умар входил к жене лишь ради исполнения долга, но поди ж ты – аль-Ханса понесла и на склоне лет родила девочку волшебной красоты. Рассказывали также, что в Айше вновь явилась в мир кровь волшебной жены Сахля, кровь сумеречников: подрастая, девушка все хорошела и хорошела. Еще знающие люди говорили: вот уж где за фарсах видать чужую породу – Айша уродилась умной и с каждым годом становилась все смышленее и острее на язык. Ведьмина кровь, шептались те, кому не была дорога жизнь – ибо старший Умейя любил дочку без памяти и называл Жемчужинкой.
Люди лишь пожимали плечами: не зря сказано в книгах наставлений – «дочери хорошо бы не иметь, а если уж она есть, то лучше ей быть замужем либо в могиле». Но старый Умар велел обучить Айшу не только правилам шарийа и намазу, но и – неслыханное дело! – чтению и письму, наставлял ее во владении оружием, разрешал надевать мужскую одежду и брал с собой на охоту. А самое главное, не спешил выдавать замуж! Айше уже исполнилось семнадцать, а к ней пока никто не посватался! Впрочем, шептались люди, кому нужна красивая до беспамятства, но строптивая и умная жена?
Так что Аммара разбирало любопытство, но он решил, что всему свое время. Если девчонка не погибнет при штурме Исбильи, он еще сможет поговорить с ней из-за занавески и узнать, действительно ли она досконально разбирается в богословских тонкостях и в мудреных книгах философов Ханатты.
