Улем Пятничной масджид бесстрашно развернулся к дверям и крикнул:
– Прочь отсюда, неверные твари, отродья шайтана, помесь гула и шакала! Над этими воротами – печать благословенного Али! Прочь отсюда! Вам не пройти в дом Всевышнего!
Ему ответил звучный, нечеловечески звонкий, как голос медных бубенцов, голос:
– Ваше право на убежище отнято вашей неправедностью! Вы восстали против своего природного господина, повелителя верующих, халифа Аммара ибн Амира! Печать Али не защитит того, кто отвергает законную власть потомка Али! Вы обрекли на смерть невинного и как собаки сбежались лакать его кровь, презрев призыв на молитву и долг верующего! Печать Али не защитит нечестивых и лицемерных! Вы, улемы и законники! Какому закону вы служите? Пролитие невинной крови не прощается никогда! Вы хотели крови?! Вы ей захлебнетесь!
Последний выкрик стоявшего на пороге масджид шайтана эхом заметался под золотой резьбой потолка.
Следом раздался согласный вопль сотен людей: снаружи, над всеми тремя входами в масджид, что-то с грохотом лопнуло и разлетелось на мелкие каменные осколки – за спиной у каждого, стоявшего в солнечном проеме, словно осыпался мелкий сыпучий дождик. Не все поняли, что случилось, – ужас и так был слишком силен. Зато те, кто понял, упали лицом вниз и даже не попытались куда-либо спрятаться, когда в дом молитвы с визгом и хохотом влетела полосующая мечами нечисть.
Над каждой из трех дверей масджид разлетелся в каменную крошку круглый медальон, разделенный письменами куфи на три лепестка. Печать Али была разбита – и теперь ничто не могло защитить людей, искавших убежища в ее спасительной сени.
– …Вы хотели крови?! Вы ей захлебнетесь!
Тарег чувствовал, что сквозь него дышал кто-то огромный и горячий, – сила пронизывала его столь напряженно, что казалось, из кончиков пальцев вот-вот хлынет кровь. По лицу текли струи пота, позвоночник выгибала судорога, болезненная и сладкая одновременно. Если бы хватило времени, нерегиль успел бы испугаться: через него не могло идти столько силы – а синеватые змейки извивались даже по простому клинку меча смертных.
Не в силах более терпеть эту муку, Тарег закричал – выплескиваясь, выбрасывая в крик все, чем он захлебывался у этих дверей:
Откройся!
Слово на языке нерегилей вспыхнуло шаровой молнией – и ненавистная печать взорвалась в своем каменном круге. В открывшуюся брешь с торжествующими воплями бросились аураннцы.
Все еще задыхаясь и пошатываясь, Тарег вошел в полыхающий тысячами Имен зал – прожилки на розовом мраморе уходящих в бесконечность колонн казались венами на ободранном от кожи живом мясе. Запутанные в резную каменную вязь Имена раняще переливались повсюду – над арками, над дверями, над нишей михраба.
Вокруг метались крики и яркие ткани, взблескивала сталь. Тарег медленно шел через бедственную круговерть избиваемой толпы – словно призрак, бесшумно и безучастно скользя над лужами крови, мимо корчащихся тел и мельтешения истошно вопящих теней. Он направлялся к минбару – высокому каменному возвышению, покрытому красно-сине-золотой резьбой.
Поднявшись по ступеням, Тарег встал во весь рост на кафедре проповедника и огляделся. На гладкой полированной поверхности налоя лежала раскрытая Книга ашшаритов. Мстительно улыбнувшись, нерегиль уперся ладонями и с наслаждением, медленно сдвинул ее к краю – посмотрел и столкнул вниз. Возможно, тяжеленный том упал на кого-то – но среди бьющихся под сводами масджид воплей трудно было расслышать еще один.
С высоты минбара Тарег ясно видел резной золоченый фриз под раковинами свода над священной нишей. Оттуда на нерегиля смотрели девяносто девять Имен, растершие в порошок его свободу и достоинство в то проклятое утро над Мадинат-аль-Заура.
– Аль-Адлю, Справедливый, – тихо проговорил Тарег, дрожа от бессильной ярости. – Аль-Мумииту, Убивающий, – и нерегиль перевел взгляд на бестолково мечущуюся по залу толпу мерзавцев. – Халва и Возлюбленный, надо же… Убивающий – вот это истина, подлые вы ублюдки. Это отучит вас сбегаться на казни…
По белому мрамору налоя хлестнули красные брызги. Тарег положил в них ладони и снова поднял глаза на золоченые переплетения ашшаритской вязи:
