— Вы говорили о том плохом, что есть в каждом из нас, — продолжал священник. — Но игнорировали то хорошее, что остается в людях при самых неблагоприятных обстоятельствах. Это все равно что в столовом ноже видеть исключительно орудие для убийства. Вчера я разговаривал с врачом. Он помогает людям, рискуя собственной жизнью. Зачем ему это нужно? Почему он идет на смену, простаивая по несколько часов в защитном костюме и памперсах? Кто-то скажет, ради денег! Но в гробу карманов нет, знаете такую поговорку? Эта та самая частица Божьей веры, что остается в каждом из нас, даже в те минуты, когда мы делаем очень плохие вещи…
Он чувствовал себя лучше с каждым произнесенным словом. Слово лечит, слово калечит. В какой-то момент священник ощутил свет, исходящий от иконы. Он был осязаем и реален, как тепло нагретого бархата, если приложить его к лицу. Он не заметил, когда посетитель покинул келью. Его просто не стало рядом, как ночь неприметно исчезает, уступая место новому дню. И тогда отец Серафим запел.
Послушник прошел мимо кельи настоятеля. Отец Серафим выглядел сегодня странно. Не так, как обычно. Впрочем, сейчас такое время, что многие ведут себя необычно! Он остановился возле закрытой двери. Отче разговаривал сам с собой, были слышны отдельные слова. Послушник подождал немного. Все стихло. А спустя небольшую паузу из кельи донеслось тихое пение. Гортанные переливы на арамейском наречии. Молодой человек улыбнулся. Ему только предстояло пройти постриг, он часто и много молился, в душе бродили тени сомнения. Такое это человеческое свойство — всегда и во всем сомневаться! Он вышел на улицу. Солнечный свет оросил площадку перед входом в храм золотым дождем. В село Патара-Канда пришел полдень.
Сергей обнял дочь, и они долго стояли в прихожей, не двигаясь с места. Марина сделала слабую попытку отстраниться.
— Папа, ты заразишься…
Голос девушки был слабым, волосы, некогда цвета золотой ржи, потемнели и безвольными прядями падали на плечи. Она ужасно похудела, на бледном лице с истонченной кожей выделялись огромные голубые глаза.
— Поздно пилить опилки, Мариша! — улыбнулся Сергей.
— Что случилось, папа?
Марина потрогала свежий синяк на лице отца.
— Шастают отморозки по улицам родного города! — беззаботно усмехнулся Авдеев. — Как вампиры с красными глазами.
Он пресек дальнейшие расспросы дочери, отвел ее в комнату, почти насильно уложил в кровать.
— Я у тебя пока приберу малость. — Он подмигнул ей и направился на кухню.
В квартире властвовал затхлый запах болезни и пота. Уборка для мужчины, большую часть жизни пробывшего холостяком, не представляла сложности. Он вскипятил воду, насыпал горсть чая прямо в чашку, кинул три ложки сахара. Отнес дочери, ласковыми уговорами заставил все выпить. Марина сидела в кровати, девушку бил озноб. После горячего чая на ее лбу выступили капельки пота. Сергей приложил тыльную сторону ладони к ее лбу, по ощущениям температура была высокой, но не критичной.
— Я полежу немного, хорошо? — улыбнулась девушка.
— Если сумеешь заснуть, будет круто! — ответил Сергей.
Он вышел на кухню и, стараясь не шуметь, принялся за уборку. Быстро, по-военному, начисто вымыл пол, протер влажной тряпкой в прихожей. Затем обследовал содержимое холодильника, обнаружил три яйца, кусок сливочного масла сомнительной свежести, куриную вырезку в морозилке. Сгодится, решил мужчина. Покормит девочку, когда проснется. В нижнем отделении холодильника лежала большая луковица и две морковины. Думать о плохом не хотелось. Он кинул вырезку в раковину, размышляя, позвонить Надежде или обождать с этим, но решил, что она могла заснуть, а потому отправил лаконичное сообщение на Ватсап:
«Я у Марины. Все ОК!»
За окном занимался рассвет. Небо окрасилось алым цветом, розовые отблески пробуждающегося солнца отражались в черных глазницах окон домов. Словно прихотливая рука художника озолотила небосклон, чтобы запечатлеть волшебный миг пробуждения природы. Сергей не любил предутренние часы. Для бывшего алкоголика время рассвета было мучительным, общеизвестно, что чаще всего белая горячка наступает именно в такое время. Он бесшумно прокрался в комнату. Марина спала. Изо рта вырывалось свистящее, прерывистое дыхание, под глазами легли черные тени. Сергей разложил на полу плед в крупную красную клетку, улегся, закрыл глаза. Мышцы ноги свела судорога боли, ныл сломанный зуб, неприятные ощущения в ребре тоже были не в радость, а перед сомкнутыми веками мелькали всполохи ярко-красных вспышек. Словно где-то далеко шел бой, — вспарывая ночную мглу, пролетали трассирующие пули, с гулким уханьем падали мины, взрыхляя землю, сея огонь, жар и смерть, с утробным гулом низко над землей проносились бомбардировщики.
