— Ты говоришь глупости, Джон! — устало сказала Марина. — Здесь так же умирают от вируса, как в Англии. Умер мой друг, — напомнила она, но мистеру Фоксу было все равно. Он оседлал благодарную тему, связанную с жалостью к себе, а когда такое случается, страдания других людей не имеют значения.
— Ваши олигархи и чиновники попрячутся в закрытых бункерах! — кричал он. — И я не удивлюсь, если у русских имеется противоядие от вируса! — Он добавил какое-то слово, смысл которого Марина не уловила, и шумно закашлялся.
Почему-то девушке стало жаль отчима. Одинокий и слабый человек, дрожащий от страха в своем загородном доме в двадцати милях от Лондона. Элитное жилье в элитном микрорайоне. Мистер Фокс страшно гордился крохотной лужайкой перед домом, на которой много лет выращивал крокусы. Закупал где-то специальный дерн, семена растений, а когда по весне распускались ядовито-желтые цветы, радовался, как ребенок.
— Мне очень жаль, Джон, — искренне сказала Марина. — Я бы приехала, если бы смогла…
— Мне… мне так страшно, Мэри… — Мистер Фокс не стыдился своих слез.
Марина ни разу не видела отчима плачущим или громко смеющимся. Он остерегался проявления сильных эмоций, как другие люди боятся удара в лицо или прилюдного унижения. Девушка с трудом могла представить его занимающимся любовью, а мать отпустила однажды на эту тему едкое замечание. Марине было двенадцать лет, и она не поняла смысл шутки, но со свойственной детям восприимчивостью уловила уничижительные интонации в тоне, да и Джон сильно побледнел в тот раз и ничего не сказал в ответ. Марина жалела отчима тем характерным, свойственным русским людям состраданием, в котором не было и тени превосходства или злорадства. После телефонного разговора с мистером Фоксом ей стало совсем худо, и тогда она позвонила отцу…
— Это глупо, Сергей! — повторил Рустам. — Если ты заразишься, твоей дочери не станет легче.
Они сидели в кабине внедорожника, который Сафаров предусмотрительно загнал в открытый двор. Свет в салоне машины был выключен, чтобы не привлекать внимание проезжающих по улицам дежурных нарядов полиции. Сергей машинально потрогал опухшую скулу, похоже, у него был расколот боковой зуб. Не самая большая потеря, учитывая сложившуюся ситуацию! По сути говоря, Рустам был прав. Врачи в один голос твердили о высокой контагиозности вируса, но с другой стороны, после сегодняшней драки он заимел все шансы заболеть. Отморозки были инфицированы. Они говорят, инкубационный период длится от нескольких часов до недели. Пробудет это время с дочерью, обезопасит Надежду от заражения. Авдеев легонько стукнул кулаком по висящим над приборной панелью миниатюрным боксерским перчаткам.
— Почему ты вмешался в драку? — спросил он.
— Спроси чего полегче… — буркнул Сафаров.
— Моя бывшая подруга была начитанной дамочкой, — усмехнулся Сергей. — Рассказала как-то о работах немецкого философа. Мораль господ и мораль рабов. Лажа, короче. Но одна мысль меня реально зацепила. Те, кто послабее духом, сидят и хнычут, а кто покрепче, идут навстречу страху и стараются его преодолеть. А в сообществе анонимных алкоголиков часто говорят, что Бог помогает решительным людям.
— Фридрих Ницше, — с усмешкой сказал Рустам. — Твоя подруга говорила о работе немецкого философа. Жил в девятнадцатом веке.
Сергей с удивлением взглянул на нового друга.
— Много читал, — смущенно улыбнулся Сафаров. — Спасибо за это бывшему боссу. Зависал подолгу на своих встречах, а качать тупые видосы из Ютьюба меня не прикалывало.
— Ты типа телохранитель?
— Ну да… Шеф был тварь редкостная, тех людей, кто победнее да поскромнее, за мусор считал.
— Умер?
— Не без моего участия, — жестко ответил Рустам.
Авдеев понимающе кивнул.
— Жаль, если мы с тобой больше не пересечемся, Рустам! — сказал он, держась за дверную ручку внедорожника.
— Земля маленькая! — все с той же улыбкой ответил Сафаров.
Сергей вышел из двора, оглянулся. Силуэт водителя темнел в кабине внедорожника. Он помахал рукой, Сафаров едва заметно наклонил голову. Рустам бил отморозков голыми кулаками, и драка — как секс, — тесного контакта не избежать. Оглядываясь по сторонам, он перебежал дорогу, набрал номер квартиры дочери на панели домофона. Марина ответила после третьего гудка. Голос был слабым и настороженным.
