[через него] свои предложения его светлости, после чего его светлость выдвинули свои условия, и я согласился с ними со всеми. Затем я хотел снова послать Наомаса, но, поскольку у него болели глаза, я доложил его светлости через [Мурай] Юкан и Симада [Хидэмицу]. Я предоставил заложников и рассеял слухи, ходившие в Киото. Однако меня интересует: изменил ли его светлость намерения и хочет ли он примириться со мной.
Ожидания, которые имел в отношении этих переговоров Нобунага, можно увидеть в его письмах к Фудзитака. В постскриптуме ко второму письму, написанному 29 марта, Нобунага по-прежнему надеется, что «если сёгун изменит свою позицию, государство может быть спасено»[194]. Эти слова лучше чего-либо подтверждают, что Нобунага не рассматривал себя самого в качестве воплощения государства и что он считал фигуру сёгуна необходимой для поддержания мира и спокойствия. В третьем письме, написанном 1 апреля, Нобунага снова заявляет, что «хочет спасти государство», а в четвертом и последнем письме, датируемом 8 апреля, говорится: «Поступки его светлости превзошли все границы. Однако мое отношение к нему остается отношением вассала к своему господину, и он передумал только после того, как я неоднократно и резко протестовал. Поэтому я отправил ему своего ребенка в качестве заложника. […] Пока этого достаточно»[195]. Но Ёсиаки прервал переговоры с Нобунага в то самое время, когда последний писал эти слова. Девочку-заложника отослали обратно.
Последний поступок Ёсиаки вызвал гневный отклик Нобунага и переполнил чашу терпения. 26 апреля Нобунага выступил из замка Гифу на Киото. 30 апреля Хосокава Фудзитака и Араки Мурасигэ встретили его у Аусака в провинции Оми. Измена двух бывших сторонников сёгуна позволила Нобунага увеличить численность своей армии до примерно 16 000 человек. Прибыв в Киото и разбив свою ставку в храме Тионъин у Хигасияма, Нобунага потратил еще четыре дня на попытки переубедить Ёсиаки, но безрезультатно. Нобунага сообщил Иэясу о предпринятых им шагах: «Я сделал несколько предложений его светлости, но он не принял их, поэтому у меня не осталось выбора. Я полностью сжег окрестности Киото 2 и 3 [3 и 4 мая 1573 года], а 4 [5 мая] сжег Верхний Киото»[196]. Один из жителей Киото в своем дневнике записал о случившемся следующее: «от Нидзё весь Верхний Киото был сожжен, не осталось ни одного дома. […] Много жителей было убито в окрестностях Киото и в Нижнем Киото». По сведениям Луиса Фройса, который сам едва избег смерти, полыхало от 6 до 7 тысяч домов. Нобунага пощадил Нижний Киото, но не бесплатно: впоследствии он разделил со своими вассалами деньги, заплаченные жителями[197].
Массивный удар армии Нобунага и последовавшее за ним окружение замка Нидзё убедили Ёсиаки, что мир с Нобунага лучше, чем война. На следующий день после того, как Верхний Киото был сожжен в прах, делегация императорского двора в составе трех знатных придворных аристократов, возглавляемая канцлером Нидзё Харунага (1526–1597) перемещалась туда-сюда между замком Ёсиаки Нидзё и ставкой Нобунага в Тионъин, чтобы договориться о мире, пока столице не нанесен еще больший ущерб. Ёсиаки принял посредничество со стороны императорского двора хотя бы для того, чтобы выиграть время. 8 мая трое представителей Нобунага — его старший брат Цуда (или Ода) Нобухиро, Сакума Нобумори и Хосокава Фудзитака (к тому времени укрепивший свое положение в лагере Ода) — предстали перед сёгуном, и мир был заключен. Сразу после этого Нобунага покинул Киото и вернулся в Гифу. В письме Фройса содержатся некоторые дополнительные детали касательно заключения мира. Якобы Нобунага хотел поставить на место сёгуна второго сына императора. Никакой другой источник не упоминает о таком намерении Нобунага. Фройс также утверждает, будто бы Нобунага знал, что сёгун согласился на мир только для того, чтобы выиграть время. Именно поэтому Нобунага и его сын Нобутада не встретились с сёгуном лично, а направили своих представителей. Другим примером недоверия, сохранившегося между сторонами, стал факт обмена заложниками, в лице которых с обеих сторон выступили командующие
