— Каждый раз начинает пугать, что с Москвой резаться надо...
— Не ты же станешь ножом махать, — отмахнулся Клёпа. — Помолчи...
— Вчера ночью... Так, Фёдор Исаакович? — обратилась Марфа к сыну, тот важно кивнул. — Вчера ночью пришёл гонец с литвинской стороны. Там готово всё для нашей защиты. Три полка, да при пушках, двигаются в нашу сторону. Встанут у города Луга...
— А мимо Пскова как они пройдут, правительница? — сидя вопросил тысяцкий Щёкин, отвечавший за оборону западной стены Новгорода.
— Псков имеет на то с ними тайный договор. Сто раз повторять? Псков — наш город!
За столом тихо покатился шум. Некоторые противились утверждению. Хотя, конечно, грамота такая есть. И лежит она в особом сундуке у митрополита Новгородского. Один только митрополит Новгородский ведал, что нет уже в сундуке той грамоты. Нету! На Москве уже она. Продана Пименом, бывшим до нынешнего митрополита во власти, московским шпигам. Тот продавал на Москву всё, даже оклады с икон...
— Мы уплатили казанским татарам...— продолжала Марфа, — пушками и огненным зельем, чтобы они этот месяц, до холодов, постоянно угрожали Москве войной и набегами...
Купчинка Ванька Коробов опять не выдержал, зашептал соседу:
— Слышь, Клёпа. Я на Москву тут ездил две недели назад. Встретил там своего дружка, Данило Щеню. Вместе без штанов по Москве бегали в малом возрасте. Он мне не говорил, что казанские татары Москве грозят...
— Помолчи, дурак! — прошипел Клёпа. — Скажет тебе москвич про татар! Ты же ему теперь кто? Вражина ты ему! Он теперь жалеет поди, что тебя по малолетству в луже не утопил.
Марфа, слыша, как её слова стали обсуждать, заговорила в полный голос:
— Через месяц, как с полей уберут хлеб и репу, почнём замятию! Что там ещё?
В кухонную дверь, ибо главный вход в палату был припёрт засовом, кто-то рвался войти, прокричал:
— Я гонец твой, правительница!
— Входи, гонец!
В палату ворвался, весь истерзанный, русский парень, одетый чухонским пастухом. Срывая горло, просипел:
— Достоверно известно, правительница Господина Великого Новгорода, что великий князь Иван велел готовить себе путь на Вагу! Через неделю будет на Ваге!
За столом зашумели. Кто-то крикнул гонцу:
— Урой своё рыло отсель, дурак!
Вага, удел младшего брата Ивана Третьего, Юрия Васильевича, отстояла от Новгорода в такой дали, что и поминать её не стоило.
Высокий, рослый старшина древоделов Новгорода сунул гонцу кулаком в ухо. Шапка с пером упала на пол. Старшина наступил на неё ногой. Это считалось полным оскорблением звания гонца. Осталось ещё плюнуть на шапку.
Гонец хмыкнул старшине в лицо, проорал:
— Князь Иван московский идёт на Вагу с тремя тысячами передового полка, с пищалями и пушками! В полном круге татарского конвоя в пять тысяч сабель! Данияровского конвоя! А подать гонцу чашу с водкой!
С воем и грохотом повыскакивали из-за стола, окружили гонца и Марфу. Орали в голос. А чего орать? Чего толпу собирать, когда столы ломятся, можно налить и крякнуть? Ванька Коробов и сосед его, Клёпа, тут же налили и стали пить.
— От Ваги, если на нас повернут московские полки, сколько дней им идти? — спросил Клёпа купца Ваньку Коробова.
— Две недели неспешного хода. Без обозов.
— Две недели? Ладно, успеем...
Чего он, Клёпа, успеет, купец не сказал. И так ясно. У него в литовщине вся родня. Он успеет туда за две недели, точно.
Река называлась у арабов «Лонг Дон» — длинная река. И городок стоял на ней там, где пристань на острове. Местные жители все, как один, имели рыжие бороды и здоровенные кулаки. Тот городок местные люди называли «Лондон». А реку — Темза, «Серебряное создание». Мол, реку им создал Всевышний Бог.
Арабы, лучше всех в мире понимающие про Бога, только смеялись. Ведь это арабы создали «Серебрянную реку», привозя сюда своё серебро!
Арабы плавали на больших чёрных кораблях именем «гурабу», что означало «ворон». Чёрный цвет те корабли имели от обилия смолы, защищающей борта от протечки воды. Англы сего не ведали и тех кораблей шибко боялись. А ещё боялись того, что кроме парусов те корабли двигали вёсла. А вёсла двигали рабы. Вот почему арабские «лукар» — купцы — могли бывать на острове англов хоть зимой, хоть летом. Хоть при ветре, хоть без ветра.
