— Пусть, мол, носит этот мой лекарский знак как заклятие от болезни, — перевёл Караван-баши.
А лекарь ещё пробурчал что-то и протянул Проне свою глиняную чашку.
— Три Солнца Безрукий встретит лежа, а на четвёртое Солнце выйдет сам посмотреть... — перевёл Караван-баши. — А ещё он хочет попробовать этот воняющий напиток. Проня, дай лекарю выпить нашего лекарства!
* * *
На четвёртый день, поддерживаемый Бусыгой и Проней, Книжник вышел поглядеть на солнце. Вернувшись в юрту, он выпил две плошки бульона и упал спать со здоровым храпом.
На десятый день караван тронулся дальше. У юрты оставили две телеги, трёх коней, а в женском углу — три мешка сухарей, топор, два ножа и боевой лук с тремя десятками стрел. Специально для лекаря, как особую плату, оставили керамическую баклагу с чачей... Женщине, тайком, Бусыга сунул кошелёк с арабскими монетами, показал на детей, мол, это для них. Женщина смутилась, но тут же стала снимать с себя драный халат.
— Полный ты обалдуй, Бусыга, — рассмеялся Книжник. — Она думает, что ты хочешь за деньги сделать ей ребёнка.
Бусыга тотчас перекрестился и выскочил из юрты.
— У её мужа, — сказал лекарь Книжнику, не называя сбежавшего мужчину своим сыном, — на шее, вот здесь, большой и толстый шрам. От копья. Я вылечил его... на свою старую голову. Если встретите того человека со шрамом... то пусть ему больше не поможет никакое лечение...
— Ясно как божий день, — туманно ответил Книжник и покинул юрту.
* * *
Вышел всё же московский купеческий караван, благословясь, по ранней весне, к озеру Нор Зайсан... Вышел с большим уроном. Только половина того каравана, что перешёл Уральские горы через проход у Челябы, ступила на древнюю дорогу в Индию, от озера Баал Кар до Тибета. Главное, сохранили купцы весь воск и весь янтарь, четырёх конематок и двенадцать русских жеребцов.
На переходе через пятый приток Кара Иртыша[100], уже в тёплые денёчки, на караван напали дикие, озверелые люди, человек эдак сто. По раннему утру налетели с двух сторон, но тут грохнули разом обе пищали Прони, а Караван-баши вдруг заорал злые слова про то, что едут они к китайскому контайше[101]. И если не довезут контайше подарки, сто тысяч китайских воинов войдёт в этот предел Степи.
Кочевники с воем отхлынули от русских купцов. Но, вероятно, огненного боя силу они уже знали, обычная боязнь их прошла, и при отходе в низину Кара Иртыша подлые кочевники пустили в караван сотню стрел — загубили пять коней и шесть верблюдов.
— Им до этого контайши, как нам до Луны, — непонятно сказал Книжник, ловко снимая одной рукой упряжь с загубленных животных. — Им пожрать охота. Пусть жрут убитых коней и верблюдов.
Проня взбесился:
— Эдак мы никуда не дойдём! — заорал он Книжнику. — По всей степи понесётся слух, что у нас можно тягловый скот убивать, чтобы пожрать. А нас трогать не надо!.. Дай мне твою жёлтую соль[102], дай!
— Может, всё же лучше трупы животных свалить в яму да сжечь? — предложил Бусыга. — Чтобы показать нашу силу?
— Можно, — отозвался наконец Караван-баши. В походе за ним было последнее слово. — Но тогда надо долго ждать, пока животные сгорят. Силы тратить на костры да на дрова. Дров здесь мало... А поджечь и уйти — тоже вредно. Мы уйдём, а барымтачи вернутся, прискачут на готовое, жареное мясо. Угости их жёлтой солью, Волк. — Караван-баши всё чаще теперь звал Книжника Волком.
Всем животным, павшим от стрел кочевников, взрезали глотки, в глотки Книжник самолично затолкал по щепотке жёлтой соли. После этого двенадцать переходов до озера Нор Зайсан русский караван прошёл тяжело, но беспечно.
