Бакли нажал вопросами о Хораме, и Тимерет потерял к нему интерес.
— Вот что, славный: желаешь вести дела в Лаэме — приобрети альтессу. В Короне тебя не услышат без титула, на Севере — без меча, а в Шиммери — без женщины. Пока ты один, то ты не делец, а только половина дельца. Желаешь найти себе вторую половину — я помогу от всей души. Желаешь глупые вопросы про приезжего олуха — задавай их своим приятелям-мужчинам.
— Шиммерийцы — гады! — сказал Дейв на улице.
Бакли подумал, что тоже умеет быть гадом, и дал Дейву с Девяткой поручение. Оставшись один, плотно поел, снял дорогую комнату в гостинице, затем пошел в бордель и потратил две елены леди Магды Лабелин на девицу, разительно непохожую на леди Магду Лабелин. Белокурая, тонкая, изящная гетера была до того соблазнительна, что Могер поначалу ничего не мог. Он приказал ей погасить свет и грубо по-матросски выругаться. Она сделала, он потребовал еще, и она выбранилась грязнее. Тогда он влепил ей пощечину, рявкнул: «Шлюха! Дрянная шлюха!» — и сделал свое дело.
— Разбуди через час, мерзавка.
Бакли сунул шлюхе монету Магды Лабелин и захрапел.
Командир портовой стражи знал отличный пустырь. О том был один из вопросов, заданных ему Могером, и стражник ответил, и не сплоховал: пустырь оказался такой, как надо. По западному берегу гавани тянулись рыбацкие причалы и рыбные склады, и мастерские, где вялят и солят. Дальше — ямы для тухлой рыбы, тошнотворно смердящие и осаждаемые котами. А дальше начинался пустырь, открытый морю и годный для пляжа — но кто ж доберется сюда, через всю эту вонь?
На пустыре имелось несколько скальных обломков. У одного из них, невидимые со стороны города, ожидали Могера его парни. С ними было два человека. Оба валялись среди травы-колючки, связанные по рукам и ногам, с мешками на головах.
Бакли расплылся в ухмылке:
— Молодцы, принесли пользу. Вы поколотили этих гадов?
— Еще бы, — ответил Восемь и пнул своего пленника.
— Не больше, чем нужно, — ответил Дейв про своего.
— Нужно больше, — сказал Бакли и ударил лежащего каблуком. Тот захрипел сквозь кляп.
— Давайте этого.
Семь и Восемь подняли своего пленника на колени, сдернули с головы мешок. Хозяин чайного дома Эксил жевал кляп и сверкал глазами.
— Он какой-то злой, — отметил Бакли.
— Поколотили его как надо! — ответил Восемь.
— Но ему не хватило. Видишь, как зыркает!
Восемь расквасил Эксилу нос. Ударом в ухо свалил наземь, поднял за волосы, снова свалил. Нос и ухо пленника распухли, как томаты.
— Еще.
Восемь пнул в живот, Эксил захрипел и забулькал. Восемь обошел его сзади и ударил в почку. Из глаз толстяка хлынули слезы.
— Что скажешь, славный Эксил, луч твоей памяти разгорелся? Поделишься сиянием?
Бакли выдернул кляп.
— Ай-ай-ай, — запричитал хозяин чайной, и Восемь ударил его так, что клацнули зубы.
— Представь, свинья, что ты на сраном севере. Ни одного лишнего звука, или мы выбьем тебе челюсть. Только по делу и строго в точку. Уразумел?
— Угу…
— Что ты вспомнил еще?
— Да ничего особенного, ерунду. Ай-ай, не надо! В тот день с Хорамом был Онорико-Мейсор.
— Кто таков?
— Местный сводник, торговец альтессами, не слишком успешный.
— И что?
— Это Рико подсунул ему Низу. Потом они все вместе уехали.
— То есть, Рико может знать, где находится Хорам?
— Да, с… славный.
— А где найти Рико?
— Давно его не видел в городе. Но его жена, кажется, осталась тут.
— Где найти ее?
— Не знаю. Ай-ай-ай, честно не знаю! Но она Ванесса-Лилит, белокровная. Спросите людей.
— Спросим. Почему сразу не сказал?
— Я э… простите, всякому не чуждо… отчего не заработать… хотел с него денег взять за предупреждение.
— Ты на этом не заработаешь. Понял меня? Если предупредишь Рико, мы вернемся. Уж мы вернемся. Ага?
— Угу…
— Пошел прочь.
Восемь рассек веревки, и Эксил захромал с пустыря.
— Теперь того.
Другим пленником оказался Тимерет. Процедура повторилась с двумя различиями. Избивал Тимерета не Восемь, а Дейв, и Могер подначивал: «Еще, еще!» Затем Бакли добавил от себя. Раз Тимерет так увлечен бабами, то Могер вогнал башмак точно ему в промежность. Пять минут Тимерет не мог говорить, а только корчился и стонал от боли. Но Могер Бакли не сказал бы, что эти минуты выброшены зря.
