— Не рассказывай! Все мы хороши!
— Так ведь.
— Счас отогреешься и пойдём. Избушка недалеко.
— Как недалеко?!
— Круг вы сделали. А ты, — еще ближе подошла.
Жанна, пьяно, вытаращила глаза.
— А я думала, что.
— Думала, что километров тридцать сделали?
— Ну да!
— Твоё счастье, что тайгу не знали!.. На-ка, — еще выпей!..
13.
Прошло семь дней. В избушке, Жанна стала, постепенно, выздоравливать. Простыла девка очень сильно, заработала бронхит. Обморозилась слегка. Однако лёгкие не воспалились. Фаламей отпаивал больную травами; давал медвежий жир и мёд. А еще через неделю, «взяточница» встала на ноги.
Засветло, Фаламей уходил в тайгу. Проверял и ставил петли и капканы. Охотился. Временами, рыбалил на реке. С дровами возился. А девчонка хозяйствовала в доме. Вспоминая о Павле, есть готовила, прибиралась и так далее. Выстирала вещи. С Вилюя воду носила. Но таилась редких моторок и барж. А долгими вечерами, они просиживали вместе.
«Старик» выделывал шкурки, валенки чинил; даже книги читал. Да и Жанна находила занятия. Шила одежду широкую, пелёнки нехитрые сделала; и еще, кое-что необходимое. Живот-то, что не говори, рос и рос себе. Играла с заячьими хвостиками, с псом Мишкой, с деревянной куклой, что выстрогал, по её просьбе, хозяин. Хоть 19 лет, а дитё малое да, похоже, глупое. Какое там рожать и поднимать ребёнка! Совсем другое, на уме-то было. Но и не совсем другое, если, по правде сказать.
Спали они вместе, на единственном топчане. На полу, холодновато уже дядьке стало. В конце октября, ударили сильные морозы. 50 градусов, не меньше. Словом, оказались в «постели» вдвоём. И всё бы ничего, но мужик есть мужик, а женщина есть женщина. С каждой ночью, томление обоих возрастало. Впрочем, Фаламей и виду-то не подавал. Девка беременная, и всё такое. Тем более, зарок себе давно уже дал. Все грехи людские — дьявольское искушение. Что пьянка, что курение, что прелюбодейство ни к чему хорошему не приведут. О душе надо заботиться, Бога почитать. Но влечение к молодому телу (а может, и нежное чувство) были, как не крути, сильнее его. Короче, влюбился мужичина на старости лет! И ничегошеньки поделать с собою, дураком, не мог. Седина в висок, бес — в ребро! Новоиспеченный Сергий с юной совратительницей.
А что до совращения, молодая сучка, что только не делала. Якутские девки знают толк, как пятидесятилетних с ума сводить. Ласковая речь, томный взгляд, грациозная походка и так далее. А когда ложились спать, специально раздевалась, не смотря на холод. Нежно так вздыхала, прижималась телом; как бы невзначай, задевала место причинное у «старика». А потом, и вовсе обнаглела, — обняла, как-то, да и поцеловала взасос Фаламея!.. Тот вскочил, как ошпаренный, отгоняя бесовское наваждение! Однако Жанна не успокоилась: подошла, прильнула и, снова, уложила на топчан.
Внутренняя борьба, в душе «Сергия», достигла апогея. Отворачивался от плотоядных губ, сбрасывал девичьи путы, обоими ладонями закрыл, на «замок», вздыбленный «прибор». Впрочем, лукавую «гетеру» это не смутило, — всё равно, добилась своего!.. Фаламей не выдержал и, весьма неловко, застонал. А затем и, взял, сердяга, грех-то на душу! Здоровый, как медведь, обхватил бесстыжую деваху. И понесла его, нелёгкая, вершить Любовь бабе на утеху, а чертям на радость!..
.Когда всё было кончено, бедный Фаламей, аж молитву «Отче наш!» прочитал. Жанна же, как кошка, сладко потянулась, жарко обняла.
— Тебе, хоть хорошо было, Фаламеюшка?
Мужик упорно молчал.
— Значит, восемь лет, так и жил без бабы?
— Да уж, нелегко, столько-то, себя терзать!
— А скажи, из-за чего ушел из мира, от людей?
Фаламей не выдержал.
— А тебе-то что?!
— Жалко мне тебя. Говорил, тогда, что человека кончил.
— Застрелил или зарезал? А?
«Старикан» прерывисто вздохнул.
— Нечаянно всё получилось. Н-да.
— Знаю, — тяжело вспоминать. Расскажи, облегчи душу!
— Пьяные мы с Колькой были. Нажрались под завязку. Эх, да что там говорить!
— Говори, как есть.
И Фаламей поведал, девке, свою историю.
14.
Был он обычным мужиком. Одиноким, правда. Развёлся с бабой и стал жить отдельно. А жил, тогда, в Вилюйске. Работал в строительной организации. Все его звали Фаламей, потому, что фамилия была Фаламеев.
