Вертолёт, пригибая траву мощным винтом, сел невдалеке от села. Ярко сияло солнышко. По полю, бродили югулятцкие коровы. Местных жителей, пока видно не было. «Прибыли, наконец-то, пуштак!» — вышел первым, наш «бригадир». Шесть раззвездяев начали разгрузку по трапу. Потом, закинули антенну на ёлку, и попытались связаться, по рации, с «базой».
Пуштак надел наушники и заорал в микрофон. «Вулкан, вулкан! Прибыли на место, пуштак!.. Всё нормально, пуштак!». В рации заматерились: «Первый, первый! Какой, на х., пуштак?! Кто на связи, какая б-дь?! Отзыв говори!!». Послышалось потрескивание. «Рысь, пуштак! Хорошо долетели, пуштак! Всё нормально!». «Да пошел ты!!.. Всё, приём окончен! Понял?!.. Мудаки, твою мать!».
К этому времени, из села, появилась делегация местного Совета. Глава «администрации» со свитой. Все — якута. Кривоногие, с раскосыми глазами; волосы черные, прямые. Главный хитро заулыбался, крепко пожал руки работничкам-забулдыгам. (Ого, — внимание какое!..).
— О, помосьники манна! Учугэй, учугэй (Хорошо, хорошо)!.. Здооробо! Как добралися, однако?
Одет он был, как и положено «насяльнику», в черный костюм с галстуком. Подмышкой — обязательная папка. Вообще, папка была, пожалуй, главным атрибутом. Якуты очень уважают высокий социальный статус. Что руководители, что простой народ. «О, насяльника келле (пришел)!». Очень любят здороваться с «шишками» за руку.
После приветствий, напутствий и пожеланий, руководство ушло восвояси. Надо было, раскидывать палатки на поляне. А местные коровы, тут как тут, проходу не давали. Уж очень привлекали их, разложенные мешки с продуктами. Короче, стали разгонять бурёнок в стороны. Выдворили аж за изгородь, но бесполезно. Коровы, снова, возвращались. Пакостливые твари перемахивали барьер, как мустанги. В конце концов, пришлось плюнуть на «беду», и заниматься своими делами.
Потом, естественно, выпили за удачный приезд. Красные рожи работничков, сияли от удовольствия. Подошла машина, чтоб везти на сенокос. С прибауточками, погрузились в неё. Кашеварить оставили Пуштака.
Покосили, от души, два часа, да и вернулись обратно. Много трудиться, — вредно. Приехав на «базу», чуть из кузова не вывалились!.. Пуштак был в стельку пьян, а коровы, аппетитно хрустя, уничтожали, прямо из мешков, рожки!!..
Более того, пострадали и другие продукты. А что, подлюки, с лагерем сотворили!.. Обе палатки были повалены; вокруг них, всё истоптано. Тут и там, славно попахивали, оставленные «мины». О, боже ты мой!.. А Пуштак, мирно похрапывал себе, на травке, свернувшись калачиком.
Что тут началось!.. «Бригадира», невзирая на «статус», пнули под зад. Однако это, ничуть, не повлияло. Пуштак, как лежал на траве, так и остался на ней. «Спящего красавца», разбудить не удалось. Тогда, взялись за коров. Вооружившись палками, еле разогнали стадо. Настроение было ужасным: жрать нечего, «бивуак» в плачевном состоянии. Кое-как навели порядок, и залили «горюшко» водярой. Спустя время, всей бригаде, было уже море по-колено. Я шпарил на гитаре, и импровизированный «хор» драл глотки до темноты. После, на «автопилоте», как-то заползли в палатки. И уснули, молодецким сном, до позднего утра.
В 12 дня, подошла треклятая машина, — везти на сенокос работничков. Пока опохмелялись, собрались, — два часа пополудни пробило. Провинившегося Пуштака, пришлось забрать с собою. Оставили другого алконавта кашеварить. Прибыв на угодья, нехотя, взяли в руки инструмент. Но косьба, по понятным обстоятельствам, увы, не спорилась. Полтора часа работы, превратились в зверские мучения. «Баста! — проорал Пуштак. — На обед пора, пуштак!». Загрузились в кузов, и поехали обратно. Словом, в лагере, пьянка заново продолжилась. Сценарий оказался тем же.
И опять, в 12 дня подъехала машина. И опять, на два часа, была косьба. Видя наше «рвение», «насяльство» пожелало, «работягам», доброго пути. Пуштак тогда, с обидою, вертолёт по рации затребовал. Но ждать его, пришлось. аж целую неделю! Водка кончилась, и смысл существования был, временно, утерян. Отправили «гонцов» в деревню, — на спирт обменивать продукты. Кое-что надыбали, но это оказалось каплей в море. Мучаясь с жестокого похмелья, «отряд» был, напрочь, деморализован.
