Усмехнувшись, Рэнд присел перед нею.
— Да, я доктор Кёрси, и я буду с вами обедать. И я, — добавил он, посмеиваясь, — хочу посмотреть арбуз. — Он смахнул слезу с ее щеки. — Но сначала скажи, как тебя зовут?
— Сисиль.
— А почему ты плачешь?
Она перестала улыбаться.
— Мальчишки не хотят со мной играть, они называют меня малявкой. — Склонив головку, она стала ковырять носком сандалии гальку.
Рэнд смотрел на нее, и на сердце у него теплело.
— Мне кажется, ты совсем не похожа на малявку.
Она с надеждой взглянула на него.
— Правда не похожа?
— Нисколько. Ты выглядишь как молодая леди. — Он подал ей руку. — Хочешь быть моей дамой за обедом?
Пораженно глядя на него, она тотчас ухватилась за его руку.
— В самом деле? — Не спуская с него глаз, словно опасаясь, что он исчезнет, она потащила его на задний дворик, толкая коляску перед собой.
Клубы черного едкого дыма встретили их за поворотом. Сисиль задержалась возле входа во внутренний дворик, огороженный кирпичной стеной, и, лукаво улыбаясь, спросила:
— А вы любите подгорелые гамбургеры? У мамы они очень хорошо получаются.
Из-за густого чада Рэнд даже не сразу смог определить местонахождение гриля. Найдя источник дыма, он приподнял крышку и тут же отскочил — вырвавшись, пламя едва не опалило волосы на его руках. Схватив совок, он вытащил обуглившееся мясо и переложил на поднос.
— Уже поджарились?
Подняв голову, Рэнд увидел бегущую к нему через лужайку улыбающуюся Сесил. Нахмурившись, он показал ей почерневшую лепешку.
— Это зависит от того, что вы любите. — Бросив с отвращением сгоревший кусок на блюдо, он спросил: — У вас есть еще мясо?
Сесил остановилась возле него подбоченясь и посмотрела на блюдо.
— Конечно, есть, но зачем? Вы думаете, на всех не хватит?
Рэнд покосился на нее в полной уверенности, что она шутит, но она не шутила.
— Нет, я думаю, что еще и останется. Но как бы дети не обломали об эти лепешки зубы.
Сесил усмехнулась:
— Ах, это уж слишком, доктор Кёрси. Мало того, что судьба наградила вас очаровательной наружностью, вы еще умеете готовить?
Рэнд не нашелся, что ответить на ее саркастическое замечание. Она выглядела чертовски мило, разрумянившись во время возни с ребятами, и лукаво улыбалась ему. И он против своей воли тоже улыбнулся.
— Да, но я не умею шить, а жаль, не правда ли?
Сумерки сменил ночной мрак, когда Рэнд оказался рядом с Сесил на качелях во внутреннем дворике. Сисиль, позабыв о пугавшем ее привидении, уже час как спала в своей комнате. Еще раньше позвонила мать Джо, чтобы справиться, тут ли ее сын и подвезут ли его домой. Сесил уговорила ее, чтобы она разрешила Джо переночевать у них. Теперь трое мальчиков — Дент, Горди и Джо — смотрели видео.
Июньские жуки мельтешили в странном танце на кирпичах внутреннего дворика, а светлячки и другие летающие насекомые, словно пилоты-смертники, таранили горящие ароматические свечи, которые Сесил оставила на столе.
Оттолкнувшись босой ногой от кирпича, Сесил начала раскачивать качели. Она сидела подняв лицо к усыпанному звездами небу, а Рэнд не мог оторвать от нее взгляда. Мальчишка-сорванец исчез, уступив место нежной, соблазнительной женщине.
После того как кончились соревнования в отплевывании арбузных семечек — кто дальше, — она переоделась в белое хлопчатобумажное платье с гофрированной оборкой. При свете луны она была похожа на ангела. Легкий ветерок играл прядями золотистых волос, которые теперь отливали серебром. Не в силах удержаться, Рэнд заправил несколько падавших ей на лицо прядей за ухо.
— Вам идет быть с ними.
Сесил лениво повернулась к нему.
— Быть с кем?
Обрадованный ее вопросом, он ответил:
— С детьми, они вас обожают.
— Ах, с ними, — протянула она, оставив без внимания комплимент, и, посмеиваясь, опять подняла взгляд к небу. — Моя мать говорит, что они любят меня за то, что я делаю все как они. — Она вздохнула, и выражение ее лица стало печальным. — В каком-то смысле это так и есть: они всегда были моими товарищами. В общении с ними я находила и радость, и любовь; они меня ни разу не предали.
В ее словах Рэнд услышал то, о чем она умолчала: ее муж, который должен был дать ей все это — и любовь, и радость, — предал ее.
