«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста - страница 12
Спецпереселенцы вместе с «вольными» терпели голод, нужду, холод. Они трудились на дурно организованном, опасном и скудно оплачиваемом производстве. Стояли в долгих, безнадежных очередях за хлебом и мануфактурой. Затем возвращались в тесные бараки.
В нашем распоряжении имеется интересный документ. Доклад анонимного немецкого инженера о строительстве неназванного промышленного объекта на Урале в 1931–1932 гг. Не установлен и адресат, которому предназначался документ. Судя по количеству неизвестных, речь шла о разведывательной организации – правительственной или частной. В этом докладе немецкий инженер подробно описывает быт советских рабочих: «Устройство рабочих – одна из самых мрачных глав. Мужчины, женщины и дети живут в громадных бараках, предназначенных на 88 спальных мест. Во многих из них, однако, проживает по 100 человек и более. На деревянных нарах; подушку заменяет им полено; нет ни матрасов, ни одеял. Люди или укрываются собственным пальто, или спят так. О раздевании нельзя и подумать. Месяцами люди не снимают одежды ни днем, ни ночью. На окнах двойные рамы, которые нельзя открыть, без форточек. И никто эти бараки не чистит»[82].
В докладной записке Ворошиловского оперсектора ОГПУ говорилось о том же самом:
В санитарном отношении в бараках и деревянных домах неблагополучно, почти у большинства домов помойные ямы и уборные находятся вблизи домов, полуоткрытого типа, прочищаются недостаточно, и в особенности в жаркое время распространяется зловоние в квартирах нижних этажей. […] Не единичны случаи, когда филиалы возвращают фабрикам-кухням обеды обратно, так как рабочие от обедов отказываются. В котле зачастую обнаруживаются посторонние предметы, как то: гвозди, каблуки от старой обуви, тараканы и проч. (фабрика-кухня № 7). Создаются громадные очереди до 5 тысяч и более человек за хлебом, простаивая целые сутки с 4 до 5 утра. Кроме того, зачастую хлеба не хватает. […] В результате чего получается давка в очередях, сопровождающаяся ломанием дверей, битьем окон, ругательствами по адресу Соввласти: «Работать заставляют как лошадей, а кормить не хотят, с голоду хотят заморить, сами-то позасели в кабинетах, отъели брюха, а рабочие гибнут с голоду. Не стало старых буржуев, так появились свои – советские». Отмеченные выше недостатки и настроения используются а[нти]советскими элементами, распускающими провокационные слухи и будирующими массу[83]. «Свои советские буржуи» – это руководители комбината, жившие в иных условиях. Немецкие коммунисты, работавшие на комбинате, возмущались привилегированным положением начальства: «Для меня непонятно, почему дети Грановского в школу ездят на лошади, а дети рабочих ходят пешком. Почему руководители партийных и проф союзных организаций во время демонстрации ездят на машинах, а не хотят идти пешком вместе с народом и демонстрацией?»[84].
Михаил Данилкин не был слеп, но видел в бытовом неустройстве только временные трудности. Сознательный рабочий должен смотреть дальше и выше, видеть исторический смысл своей работы. Тем более что в жизни комбината была и другая – пафосная – сторона: передовицы в «Правде», митинги, торжественные собрания, шествия, встречи с Серго Орджоникидзе, украшенный знаменами клуб, бравурные звуки духовых оркестров, пламенные речи партийных ораторов. Николай Островский обращался к комсомольцам аммиачного завода: «Труд, ставший делом чести, славы, доблести и геройства, рождает новых героев, не менее мужественных, чем герои Гражданской войны. Нужно только понять и прочувствовать всю героичность того, что мы с вами делаем. Тогда никакие трудности и лишения не смутят нас. Мы уже победили окончательно и навсегда в своей стране. Разгромили и уничтожили тех, кто становился нам поперек пути, – кулака, троцкистско-зиновьевское охвостье, и победно движемся вперед. “Будущее принадлежит нам!” – так же, как и героическое настоящее. Привет вам, мои молодые товарищи! Вы деретесь не хуже нас. И когда надо будет взяться за оружие, вы покроете себя неувядаемой славой… Борьба продолжается. Каждый из нас на посту и делает свое дело. Крепко жму ваши руки. Преданный вам Н. Островский. Сочи, 13 марта 1935 г.»
