Ну что ж, Бобчинскому и Добчинскому… полагается кричать: «Неожиданное происшествие, невероятное известие!». Эти роли для них написаны заранее, эти роли им предписаны заранее, и никаких других слов они говорить не могут. Такова воля сочинившего их автора.
Реплика на сообщение ТАСС о радиостанциях Свобода и Свободная Европа
24 мая 75
…Сегодня я собираюсь в дорогу — в дальнюю дорогу, трудную, извечно и изначально — горестную дорогу изгнания. Я уезжаю из Советского Союза, но не из России! Как бы напыщенно ни звучали эти слова — и даже пускай в разные годы многие повторяли их до меня, — но моя Россия остается со мной!
У моей России вывороченные негритянские губы, синие ногти и курчавые волосы — и от этой России меня отлучить нельзя, никакая сила не может заставить меня с нею расстаться, ибо родина для меня — это не географическое понятие, родина для меня — это и старая казачья колыбельная песня, которой убаюкивала меня моя еврейская мама, это прекрасные лица русских женщин — молодых и старых, это их руки, не ведающие усталости, — руки хирургов и подсобных работниц, это запахи — хвои, дыма, воды, снега, это бессмертные слова:
Редеет облаков летучая гряда!
Звезда вечерняя, печальная звезда…
И нельзя отлучить меня от России, у которой угрюмое мальчишеское лицо и прекрасные — печальные и нежные — глаза говорят, что предки этого мальчика были выходцами из Шотландии, а сейчас он лежит — убитый — и накрытый шинелькой — у подножия горы Машук, и неистовая гроза раскатывается над ним, и до самых своих последних дней я буду слышать его внезапный, уже смертный — уже оттуда — вздох.
Кто, где, когда может лишить меня этой России?!
В ней, в моей России, намешаны тысячи кровей, тысячи страстей — веками — терзали ее душу, она била в набаты, грешила и каялась, пускала «красного петуха» и покорно молчала, но всегда в минуты крайней крайности, когда казалось, что все уже кончено, все погибло, все катится в тартарары, спасения нет и быть не может, искала — и находила — спасение в Вере!
Меня — русского поэта, — «пятым пунктом» — отлучить от этой России нельзя!
У микрофона Галич…
«Генеральная репетиция»
16 июня 75
Зотова: Александр Аркадьевич, вот уже почти год, как вы переехали на Запад… Какое впечатление на вас произвела так называемая заграница?
Галич: Вы знаете, Галина Николаевна, я в предверье этой даты полагал и догадывался… что вы вероятно зададите мне этот вопрос, и честно говоря, разумного или, скажем, исчерпывающего ответа я на него пока не нашел… я все время колеблюсь в выборе формулы, всего только год и — уже целый год… В те минуты, они наступают иногда совсем неожиданно, иногда среди бела дня, иногда вечером, иногда, когда просыпаюсь ночью, когда тебя охватывает, не могу скрыть этого, ужасная тоска по родным, близким, которые остались там и с которыми уже теперь не доведется, может быть, увидеться никогда, то. думаешь — целый год. А когда представляешь себе, сколько за этот год тебе довелось увидеть, сколько стран, сколько необыкновенных городов, сколько удивительных, прекрасных людей, о существовании которых ты — о некоторых знал по радио, знал из печати, а о некоторых даже и не думал, то думаешь — всего только год, и так много уже событий было в твоей жизни…
…Вот если мне действительно все-таки решиться сформулировать свое впечатление от заграницы, эта удивительная жизнь русских людей, сохранивших язык, сохранивших культуру, сохранивших любовь к своей родной земле, испоганенной, искалеченной, изуродованной тем бытом, тем строем, который сейчас существует в нашей стране, и все-таки тоскующих по ней, не забывающих ее, преданных ей. И, пожалуй, встреча и знакомство с этими людьми, с разными поколениями эмиграции, как у нас теперь тут, за границей, принято говорить, где условно делят эмиграцию на три потока: первый, второй, третий. Я как-то стараюсь русских людей, которых я встречаю, не делить на эти потоки, мы все едины, все от одного корня, от одного языка, от одного Пушкина…
Зотова: Александр Аркадьевич, правда ли это, или мне только так кажется… что вы живете до сих пор московскими интересами?
