13 декабря.
Я все эти дни ничего не записывала в этой тетрадке, потому что не хотелось писать.
Я чувствовала, что бы ни написала — все будет не то, что у меня на душе.
Я счастлива. Мне сейчас легко-легко и только изредка немного грустно.
Я получила письмо от Левы. Если бы не больная нога, то я, наверное бы, заплясала.
Лева, ты не можешь себе представить, какая это для меня радость!
В последние дни чувствовала себя плохо. Из-за ноги уже не спала несколько ночей. Все же завтра поеду на операцию.
19 декабря.
14-го сделали операцию. Вынули три осколка. Сегодня уже хожу, хотя и прихрамываю.
Часто приезжали из Генштаба. Дали работу. Завтра поеду туда сама.
20 декабря.
Что им от меня надо? Зачем предлагают эту работу? Ведь они отлично знают, что нервы мои сильно расшатаны.
Теперь я поняла, почему они соглашаются во всем со мной, почему исполняют все мои прихоти. Им нужен проверенный опытный работник.
Хоть бы скорее увидеть Леву, а там мне ничего не надо. Тогда я соглашусь с ними.
21 декабря.
Приехали и увезли в дом НКО[195]. Оттуда выехали, и весь разговор был в меблированной квартире. Привезли нарочно, чтобы показать всю роскошь, если я только соглашусь. Предъявили кое-какие требования.
Что же делать. Пока буду стоять на своем.
Но мне сказали: или в школу, или на работу. В гражданскую не отпускают.
23 декабря.
О, счастье. Неужели я увижу Леву, моего дорогого, любимого Леву?
Сегодня получила открытку. Пишет, что числа 22-го будет в Москве. Жду его, но что-то боюсь встречи.
Мне стыдно будет смотреть ему в глаза.
Все эти дни буду жить надеждой на встречу. А вдруг он не приедет? Нет, не хочу и думать об этом.
Только бы увидеть. Ведь тогда вернется радость, счастье, вернется жизнь.
От дум болит голова.
Ведь встреча произойдет скоро, а там снова думы, мечты, страдание.
Лучше уж умереть.
К чему молодость, к чему я живу, зачем у меня душа, зачем все это?
Теперь осталось мне следить за уходящим днем и вечерней звездой, заблиставшей на западе, как за уходящей моей безотрадной юностью.
27 декабря.
Прошло пять дней, а Левы все нет. Наверное, не приедет. Вчера получила письмо от Полевого. Прислал свое фото. Все девчата мне завидуют, что он предлагает мне дружбу. Как многие сейчас добиваются у меня дружбы, встреч.
Но я не хочу никого. Мне бы только посмотреть на дорогого, любимого Леву, а там я снова бы уехала на задание.
Все эти дни ходила какая-то взволнованная. При каждом стуке в дверь неслась отпирать.
Но увы. Как тяжко ждать. Но что-то внутри говорит, что я должна его скоро увидеть. Всякими путями стараюсь удержаться дома, хотя бы до Нового года.
А ведь меня могут ночью забрать — патруль, — так как нет соответствующих документов. В Генштабе требуют, чтобы я перешла на казарменное положение. Но это значит, что я не буду совсем дома, а если приедет Лева, то не увижу я его.
А все же после Нового года придется выехать.
16 января.
Все, что я пережила в эти дни, написать не могу. Кого ждала — приехал.
Но мне не легче. Все та же холодность. Я для него только друг. Я не знаю, что делать.
Хочется бежать и бежать. Но куда? Зачем? И какая от этого будет польза? А ведь я еще ничего не рассказала. Страшно, но все же завтра или на днях скажу.
Ведь я сама виновата, так надо и кару нести самой.
Вот уж совсем он тогда изменит обо мне мнение. Да и сейчас он уже смотрит не как раньше. В его взгляде я читаю упрек; что будет, когда узнает больше?
Как я порой жалею, что не погибла в тылу.
Как я сейчас хотела бы смерти.
20 января.
Кажется, что съезд заканчивает свою работу завтра. Сегодня были на приеме у Мишаковой. Как назло, все эти дни мало бываю дома. Так хочется откровенно поговорить с Левой. Ведь он еще ничего не знает. Завтра должна все рассказать».
Решила снова вести дневник. Перечитала старое — несложная я натура, факт. С такой натурой нечего бороться.
Теперь кисну и ничего не делаю. Те же слезы и, увы, все та же надежда. Откуда у человека берется такой оптимизм? Вся Украина освобождена, мы уже заняли Вильно. Скоро пойдем по Германии, а я все надеюсь тебя увидеть.
