Связные доставляют важные сведения. Ему работы очень и очень много. Решил обучать меня шифровке. Не хочет, чтобы я шла в город.
Новиков его уважает и сам предложил сделать меня его вторым помощником. Если это сбудется, я останусь при отряде и даже не буду участвовать в боях.
17 ноября.
Землянка готова, уже привезли стол и доски на кровати. Чувствую себя очень плохо.
6 декабря.
Все уехали в деревню Погорелое выручать молодежь, которую немцы забирают в Германию.
Лежу больная крупозным воспалением легких. Температура все время 39,9. Два дня лежала в бреду с температурой 41,3. Все время, как рассказал Петька, просила его вынуть из сердца камень или убить. Боже, неужели тот камень так и останется на всю жизнь? Курить не дают, холодной воды тоже.
Немного курю и вдоволь пью, когда в землянке майор.
К Петьке привыкла. Если долго не вижу, то как-то жутко становится.
9 декабря.
Сегодня переехали в деревню Лозовая, так как к землянкам было несколько следов со стороны железной дороги.
Чувствую себя хорошо, только есть еще небольшая слабость. Решила бросить курить.
12 декабря.
Романов, Тельпугов, Малевич, Катя и я расстреляли семью шпиона Пальчука в деревне Лозовая.
Нашли много погребов. Все их добро раздали населению.
В деревне меня называют доктором… Часто приезжают на подводах и увозят к больным.
Мне положительно везет. Все мои больные скоро выздоравливают. Мой авторитет растет. Привозят мне водку, масло, яйца, молоко. Ребята смеются и молят, чтобы было больше больных. К Новому году надо собрать побольше водки. Вся надежда на меня. Мне ни в чем не отказывают ни в одном доме.
20 декабря.
Вчера ездила в Гроздянку. И кто только сообщил, что я лечу больных? Больной — маленький мальчик… Ну, среди маленьких я чувствую себя хорошо. Все детские болезни знаю превосходно. Почему я так люблю детей, особенно грудных и только начавших ходить?
Петька тоже очень любит детей, но грудных терпеть не может. Все советует вырастить партизана, но нет, пока не хочу этого.
Сейчас я не боюсь умереть. Если погибну, то Петька перенесет все это и скоро будет новая жена… Но дитя…
Ради него мне придется беречь и себя, следовательно, не ходить на задания. А разве я сюда летела, чтобы растить кадры? Я так переживаю, что меня сейчас никуда не посылают.
Даже обидно, когда Катя возвращается с боя, а я не была там.
22 декабря.
Наши ребята творят чудеса.
Опять были из бригады Сорокина с жалобой на постоянную стрельбу. Да, уж пострелять все наши любят. Помню, как один раз мы с Катей обстреляли лагерь 5-й бригады. Все свои доспехи даже оставили в лесу. Потом два дня не выходили из болот.
Среди партизан есть приказ: за один выстрел сажать в яму, за три — расстрел.
Вероятно, скоро нас всех перестреляют.
29 декабря.
27-го вечером все наши были пьяны. На ногах никто не держался. На вечер не пошли я и Катя. Справляли в Полядках.
Весь день ходили злые. Ни с кем не разговаривали. Даже Митька и тот назвал нас — бабами.
Дело в том, что 26-го Лапин, Михайлов и Чернов в деревне Маковье подрались с лукинцами. Их хотели арестовать, но они уехали, пустив несколько очередей вдоль улицы. Мы с Катей требовали, чтобы майор дал им выговор. В конце концов, эта ерунда надоела. Из-за нескольких человек ложится пятно на весь отряд. Ну, все и разозлились, что мы идем против своих.
Никто не стал с нами разговаривать, и мы заперлись в доме.
На вечер 27-го получили приглашение только от майора, ребята даже не зашли. Я отказалась. Катя не поехала тоже.
Не хотел ехать и Петька, но мы его спровадили. Опять вдались в прежние мечты. Вдруг в 19.00 приехал связной из бригады с пакетом к майору. Мы с Катей поехали в Палядки.
Оказывается, приехал уполномоченный из Главштаба партизанского движения и требует майора и радиста на собрание в 21 час. Решили послать нас, так как майор и все пьяны. Комиссар написал донесение, что Новиков с группой ушел на задание, радист в 22.00 будет работать и посылают второго номера радиста.
С Катей ездили на собрание в бригаду. Нам прочли приказ, что отряд вливается в бригаду.
Нам совсем это не нравится, чувствовать себя в подчинении местных властей мы не привыкли.
