В комнате было опрятно, но душно. Над столом висели фотографии — портрет отца, когда он был красивым и усатым, мать с первым ребенком.
Жоржетт встретили дружески. Клод предложил нам пойти к одному товарищу. «Сегодня его именины. Он ждет меня». Франсуаза осталась с детьми.
По дороге Клод рассказывает нам о своем друге:
— Вы знаете, какая у него странная мать! Она хочет сделать из него человека. А так он не человек, понимаете. Она отдала его в дорогую школу. Им приходится туго. Но они славные. Это — роскошный парень.
Придя, мы были поражены: это Молино.
— Как, вы знакомы?
— Да, мы учимся вместе.
Молино слегка смутился, увидев нас.
— Простите, мадемуазель, у нас немного тесно.
Мать Молино предложила нам чаю.
Она сидела и углу и шила. В комнату набилось человек десять гостей, товарищей Молино. Они не обратили на нас внимания и продолжали разговор, который велся до нас. Говорили, конечно, о спорте: о состязаниях, о футболе, о боксе, о радиоприемнике, который недавно смастерил для своей матери Молино. Мы с удивлением заметили, что молчаливый Молино, Розовый поросенок, был здесь необычайно разговорчив. Он говорил очень бойко и дельно. Жоржетт толкнула меня локтем:
— Поросенок здесь просто — душа общества.
Нам с Жоржетт было скучновато, вся эта молодежь была наших лет, но мы привыкли, что на наших собраниях танцуют, ухаживают. А здесь все было по-детски. Играли в мигалки. Кто-то рассказывал, как один его друг построил из железного лома автомобиль. Одна девочка рассказала какой-то анекдот, а потом высмеивались бой-скауты.
Молино поднял предостерегающе руку:
— Осторожно. Среди нас есть их сторонницы.
— Нет, Молино, мы больше не скаутки.
В разговоре часто упоминались какие-то «Маляры». Все хвалили их и даже спрашивали наше мнение, но мы не знали, что сказать.
Мы ушли раньше всех. Мы ведь горожанки, а остальные гости живут здесь же. Клод проводил нас до метро.
Он рассказывал по дороге о «Малярах».
Это — маленький художественный клуб ребят, организованный в одной рабочей лачуге. В нем двадцать членов. Они собираются по вечерам, и каждый делает что хочет: рисуют, лепят, красят, иногда делают игрушки, шарфы, исполняют заказы, которые достает Женевьев — единственная девочка в компании. Все вырученные деньги идут на материал: на глину, на бумагу, краски, материи и на покупку мест в театр для членов клуба.
— Вы видите, вот окна Женевьев. Они живут ближе от метро, чем я. Ее сестра швея. Жаль, что у нас нет учителя. Молино придумывает много всяких вещей для клуба. Он — умный парень. Это — мой лучший товарищ. Я ему немного завидую. Он добьется того, что он хочет. Это он с Женевьев придумал «Маляров».
У метро мы простились с Клодом. Жоржетт поехала вместе со мной.
— Ну, как тебе понравилось?
— Не знаю, Клод славный.
— Нет, а Молино, ты подумай!
В марте я снова увидела Луизу на площади Обсерватории. Она толкала коляску с грудным ребенком и вела за руку маленькую девочку.
Ей не повезло. Старик, у которого она раньше служила, умер. Наследство досталось не ей. Нашлись какие-то родственники, которые вдобавок хотели ее засудить, утверждая, что она обворовывала хозяина.
Теперь Луиза служит в семье, где двое детей. Ей приходится трудно. Она должна убирать, готовить и ухаживать за детьми. Хозяева имеют лабораторию. Они изготовляют искусственные зубы. Луиза целый день занята, но платят ей мало. С мужчинами гулять некогда. Иногда удается завести знакомство, когда ходишь с детьми в сад, но это не то.
— Я все еще надеюсь, что я буду счастлива, мадемуазель. Только бы мне не удавить одного из этих змеенышей. Я их ненавижу.
Мне Луиза показалась подавленной, выглядела она изможденной, у нее испортилась кожа, но она еще очень красива.
Она мечтает о браке. Пожалуй, она бы вышла замуж за рабочего. Вы знаете, мадемуазель, так легко потерять красоту. У меня уже начались какие-то болезни. И надоело слоняться по чужим семействам.
— Я хорошо готовлю и шью. Вы понимаете, какой я клад для мужчины. Но я никому не достанусь. Пусть грызут себе локти.
Она была со мной менее откровенна, чем обычно. У нее был раздраженный голос.
