Полуденный поезд, опоздав на час, подошел к Кларксдейлу в самое жаркое время дня. Дважды в сутки этот особый скорый останавливался тут на тридцать минут, давая репортерам возможность сфотографировать и проинтервьюировать проезжающих знаменитостей. Здание вокзала располагалось достаточно далеко, и можно было поговорить с любым, кто испытывал желание поразмяться, отдать должное местной кухне и купить сувениры.
На беду, стояла невыносимая жара. И пассажиры предпочитали кондиционированный воздух купе палящему солнцу на перроне. Так что вышли только трое из нас.
Одного встретила плотная женщина в новом «бьюике». Мы с другим парнем пересекли улицу, влекомые единой целью — крепко жахнуть по кружке пенистого пива.
Мы едва ли не бегом добрались до перекрестка, одновременно очутившись у дверей, и чуть замешкались, предлагая друг другу войти первым. И нас овеяло холодом. Он был так пронзителен, что даже резанул по телу, но все равно восхитителен.
Стоящий у бара шериф ухмыльнулся и спросил:
— Никак слишком жарко для вас, джентльмены?
Наконец появилось пиво; я дал осесть пене и принялся смаковать по глоточку.
Мой попутчик взял кружку побольше, и, когда я предложил ему пропустить еще по одной за мой счет, он грустно покачал головой:
— Спасибо, больше не могу. Жена терпеть не может, когда от меня пахнет пивом. — Он бросил на стойку квотер и вышел.
— Просто позор, до чего женщина может довести мужика, — возмутился шериф.
— Ужасно. Похоже, он так и не вырос.
— Ну, дело не только в этом.
Прежде чем я успел ответить, я услышал низкий грудной смех.
— Тебе лучше знать, папочка.
На ее загорелом лице ярко выделялись серые глаза. Светлые волосы выгорели на солнце до белизны, а из-за долгих часов в седле живот у нее стал подтянутым и плоским. Юбка не могла скрыть очертаний ее бедер, а под рубашкой виднелись соблазнительные округлости.
— Моя дочь Кэрол, — представил ее шериф. — Откуда-то я тебя знаю, сынок.
— Рич Тербер, — ухмыльнулся я.
Красотка уставилась на меня, и ее лицо расплылось в улыбке.
— Ну конечно. Голливуд, послевоенные годы. Один из тех напористых молодых людей. Я вас помню.
— Благодарю, — сказал я.
— Что с вами случилось?
Я неопределенно повел плечом в сторону Голливуда.
— Страна слов и снов. Вернулись домой толковые парни, и пришлось уступить им место. Всем нам было свойственно нечто общее. Отсутствие таланта.
Тычком пальца шериф сдвинул шляпу на затылок. У него была густая серебряная шевелюра.
— Откуда же я тебя знаю? Отроду в кино не ходил, сынок. Кэрол возмущенно глянула на папашу.
— А тебе и не надо было ходить. Он был на всех журнальных обложках. — Она снова улыбнулась мне. — Но вы здорово изменились.
Я поставил кружку с пивом.
— Радость моя, как ни больно, но должен вам кое-что напомнить. Война кончилась десять лет назад. И я уже далеко не тот самый киношный юноша.
Она разразилась смехом, который был мелодичен, как музыка. Откинув голову, она буквально затанцевала на месте.
— Мне тогда исполнилось всего пятнадцать лет. И вы были одним из моих кумиров. — Тут она увидела мою физиономию и перестала смеяться. — Нет, честно-пречестно. Вы вернулись с войны, и все такое... Я была маленькой девочкой и втрескалась в вас по уши.
— Я люблю больших девочек.
— Ага. — Взгляд ее приковался к моему головному убору. — Эта шляпа... Сегодня их никто не носит.
— Наш мэр, — поправил ее отец.
— Разве что мэр, — согласилась она.
Я поднялся и стащил шляпу с головы.
— Мне всегда хотелось иметь такую. Шляпу носил мой старик, и я считал, что он выглядит на миллион долларов. Вот и обзавелся ею. — Я с улыбкой аккуратно водрузил шляпу на голову и прикончил пиво.
