От всей этой истории дурно пахло. Даже пресса опасалась излишних разглагольствований. Сколько потребуется времени, чтобы выяснить, что Гонсалес был убит не из оружия Джонни? Не много. И Джонни... Эдакая приятная особа должна была бы вызвать больший интерес газетчиков. Увы, никакого любопытства в его адрес не ощущалось. Хмыкнув, я положил газету на место.
Все они ведут себя, как крысы. Спорить тут нечего. И удирают, как крысы. Они уволокли с собой раненых, чтобы не было никакой привязки. Прекрасно! Осталось лишь найти врача, который штопал их. И выяснить, что им было нужно у причалов. Может, они хотели уволочь какой-нибудь двигатель весом эдак тонн в десять или около того? Ну как же — ищите и обрящете...
Нет, в любом случае они ничего не скажут. Может, они начнут раскалываться, когда разоткровенничается кто-то из шишек. Когда откроет рот кто-то из тех, что платят по два миллиона за груз, который так и не был доставлен. Пришла большая беда, снова запахло кровью, кто-то выползет из своей норы, и его успеют засечь. Или же прав был Бакки Эдвардс. Жизнь — слишком дорогая штука, чтобы так задешево расставаться с ней.
Задумавшись, я стал припоминать все, что он мне говорил. Когда в голове прояснилось, я, убыстряя шаг, пошел туда, где мог быть Бакки. На полпути стал моросить дождик. Я поднял воротник плаща.
Дождик был легким и теплым, как и полагается в конце лета, когда, слушая ровный ритм его капель об асфальт, ты думаешь, что этой музыке никогда не будет конца. В такую погоду люди предпочитают сидеть по домам с запаркованными машинами. На ветровом стекле такси, которое проскочило мимо меня, блестели овальные полукружия от щеток дворников, и водитель напряженно вглядывался сквозь них.
Я устроился в салоне, доехал до даунтауна и побрел дальше. Теперь меня снова окружали знакомые лица и места, где они обитают. Бакки сидел на своем привычном месте, и я подумал, не запоздал ли с визитом. С каким-то отсутствующим выражением лица он поглаживал высокий бокал с напитком янтарного цвета.
Когда я сел рядом, Бакки перевел на меня остекленевшие глаза. Они напоминали запотевшие стекла машин, затянутые туманной дымкой, но вдруг он протер их, и глаза прояснились. Я заметил, что костяшки пальцев, которыми он стиснул бокал, побелели.
— Ну, ты и отколол, парень! — заявил он вполне осмысленно. — Убирайся отсюда!
— Боишься, Бакки?
Он мельком глянул на дверь и снова уставился на меня.
— Да. Совершенно верно. Боюсь. Уходи прочь. Я не желаю быть рядом, когда тебя застукают.
— Для человека, который просиживает тут почти все время, ты слишком много знаешь.
— Я думаю. Прикидываю. Это все, что я могу тебе ответить.
— Если ты так много знаешь, почему бы тебе не написать про это?
— Жизнь больше не приносит радости, но мне нравится то, что еще осталось от нее. Вали отсюда, юноша!
Я улыбнулся ему во все тридцать два зуба и попросил у бармена апельсинового сока. Большую порцию. Поставив его передо мной, он смахнул мелочь и вернулся к своей газете.
— Выкладывай-ка, Бакки, — сказал я, чувствуя, что моя улыбка превращается в нечто иное. — Я не хочу больше быть мишенью. Мне пора разобраться, что к чему.
Бакки облизал пересохшие губы. Похоже, он рылся в глубинах души, пытаясь вернуться к тому Бакки, которым был когда-то, и воспоминания постепенно возвращались к нему. Он посмотрел на свое отражение в зеркале за баром, скривился и снова повернулся ко мне.
— Это был хороший спокойный город.
— Только не этот, — возразил я.
Но он не слушал меня.
— А теперь любой, кто хоть что-то знает, живет под страхом смерти. Смерти! — говорю я. Стоит кому-то открыть рот, и смерть не заставит себя ждать. Смерть! И непонятно, откуда она придет, с какого бока подвалит. Стало плохо, когда верх взял Ренцо, — и еще хуже с появлением Кербоя. И это еще далеко не конец. — Он невольно передернулся и разом осушил полбокала. — Сегодня днем наш приятель Галли попал в аварию. За городом машина слетела с дороги в пропасть. Он мертв...
Я только присвистнул.
— Кто постарался?
У него дрогнули в насмешливой ухмылке уголки губ.
— Не Ренцо. И не Кербой, У обоих — отменное алиби. А вот следы от шин оказались очень любопытными. Словно кто-то хотел остановить нашего приятеля Галли и поболтать, а он почему-то влетел в кювет. Не кривя душой, можно сказать, что там было чистое дорожное происшествие. — Он допил бокал, поставил его на стойку и продолжал: — Так что, как видишь, есть чего бояться. — Бакки в упор взглянул на меня: — Веттер, — сказал он.
