Минут через пятнадцать Выхвын наконец собралась уходить. Мне удалось впихнуть в нее обратно все шкуры, но уносить пакет с вяленой рыбой и еще какими-то свертками с пахучей чукотской закуской Татьяна Николаевна отказалась категорически. То есть когда я всовывал ей этот пакет, она садилась обратно на стулья и принималась натурально рыдать, как чокнутая. Я терпеть не могу таких вот подношений, в том числе, кстати, и потому, что брезглив и весьма недоверчив к домашним заготовкам, но потом я решил, что выкину этот пакет после ухода Выхвын.
Она ушла, а я минут десять сидел, наслаждаясь тишиной и пытаясь собраться с мыслями, когда в кабинет вдруг ввалился улыбающийся Миша, как всегда в безумно яркой рубахе и цветастой жилетке, но безупречно строгих брюках и черных лакированных туфлях. Другой вариант, который тоже практиковал Миша, – цветные брюки и какие-нибудь малиновые сандалии, зато сверху темный пиджак и галстук под однотонную рубашку. Любит, в общем, человек показать свою двойственность и неоднозначность.
– Я вам денежки принес, за работу гонорар, – пропел он мне, размахивая стодолларовой купюрой, а потом подкрался к Марте и гавкнул ей в ухо.
Марта повернулась к нему с теплой улыбкой:
– О, привет предводителям гламура!
– Ну какой у нас в Питере гламур, – кокетливо потупил глазки Миша. – Балаган для глупых девочек.
Марта оживилась, укоризненно качая головой:
– Девочек? Так ты, значит, педофил, Миша! Какой ужас!
Она подняла руку и, указывая на Мишу, с притворным негодованием на лице и большим чувством в голосе продекламировала:
К нам сегодня приходил
Некропедозоофил,
Мёртвых маленьких зверушек
Он с собою приносил.
Миша уселся к ней прямо на стол и, болтая ногами в ослепительно бликующих туфлях, начал рассказывать последние новости из светской жизни Петербурга.
Неожиданно зазвонил телефон.
– Ура, телефон включили! – заорала Марта.
Трубка лежала возле меня как хозяина кабинета, поэтому я ее и взял:
– Это «Петербургский интеллигент»? Мы хотим пригласить ваших журналистов на презентацию художественной выставки и хотели бы знать, кто именно придет от вас, – защебетал нежный девичий голосок.
– Пришлите факс с описанием мероприятия, – буркнул я, отчего-то раздражаясь. Первый звонок за неделю – и такая ерунда.
– Что, простите, прислать? – переспросила девушка.
– Факс.
– Как вы сказали?
– Факс! – рявкнул я так, что Миша с Мартой прекратили светский разговор и повернули ко мне свои удивленные лица.
– Простите, но я не поняла, что мы должны вам прислать, – едва не плача, сообщили мне на том конце провода.
– Факс. ФАКС! Федор, Антон, Константин, Семен, – проговорил я по буквам, уже не на шутку закипая.
– Простите, пожалуйста, но кто такие все эти люди? – озадаченно спросила моя тупая собеседница.
– Педофилы, твою мать! Сейчас они приедут на твою поганую выставку и будут трахать тебя в уши, пока не прочистят их! – теперь уже во всю глотку проорал я и выключил трубу.
– Трахать в уши, – задумчиво повторила за мной Марта. – Миша, вы не находите, что Иван в последнее время стал какой-то нервный?
Я понял, что Марта наконец простила меня, и ощущение большого, долгожданного счастья наполнило меня всего без остатка.
Миша торжественно вручил мне сотню, а Марта при этом стояла рядом и хлопала в ладоши:
– Ну, теперь главное – не спиться с пути истинного!
Миша еще немного посидел с нами и даже согласился выпить пива, но потом ему позвонил какой-то важный заказчик, и Миша покинул нас, виновато делая ручкой, но так и не отнимая телефона от натруженных ушей.
Едва Миша вышел, Марта встала спиной к двери и сказала мне, строго нахмурив брови:
– Я тебя, конечно, как бы простила, но если ты, еще хотя бы раз, обидишь Ленку, я забуду, как тебя зовут. Понял?
По такому случаю я даже встал из-за стола:
– Больше не повторится, мэм! – и взял под козырек, которого у меня, правда, не было.
После этого обмена любезностями Марта приволокла свое кресло поближе к моему столу и уселась рядом смотреть, как я буду работать для Миши.
– У тебя, конечно, уже есть идея для вводки? – деловито спросила она, наливая себе пиво в фирменную кружку, которую мы с ней как-то сперли на спор с фуршета в американском консульстве, где охранников было больше, чем посетителей.
