– Я чего-то не понял, – встрял в разговор Вова, вставая со стола, на котором он сидел впритирку с Мартой. – Этот Ванькин текст про чукчей, он что, с крамолой какой-то, против власти? А что ж вы мне об этом сразу не сказали, волки?
Вова повернулся ко мне, поджав бледные губки, и я улыбнулся ему самой радушной улыбкой, какую только смог изобразить:
– Вова, да не волнуйся ты так! Все там будем.
Вова посмотрел на мои гримасы, потом вдруг схватил трубку городского телефона и начал судорожно тыкать пальцами по кнопкам. Через минуту мы все услышали его озабоченный голос:
– Алло, типография? Зураб Львович? Это Владимир Ныткин из «Петербургского интеллигента». Как там у вас дела? Что? Закончили? Закончили печать? – упавшим голосом переспросил он. – Да нет, ничего. Спасибо, до свидания.
– Они закончили печать и уже начали развозку, – сообщил он, обращаясь исключительно ко мне.
– Чукчи тебя не забудут, – заявила Марта Вове и протянула ему целую бутылку коньяка. Где она ее взяла, я так и не понял. – Открой уже, не видишь, стынет!
– Весь мир вас не забудет, юноша! – обнадежил Вову философ, сочувственно наблюдавший за ним все это время.
– Что мне этот ваш мир… – рассеянно отозвался Вова, разливая коньяк по стаканам.
Марта мягко улыбнулась, подняла свой стакан повыше и сказала:
– Ну, давайте за секс во всем мире!
Выпили отчего-то не чокаясь, а потом еще и помолчали уныло, похоронив, таким образом, мировой секс разом.
Первым молчание нарушил художник Жора, который вслух высказал, видимо, давно распиравшую его голову идею:
– Жизнь удалась, если коньяк, который мы пьем, старше женщин, с которыми мы спим.
Всем тут же захотелось посмотреть на этикетку. Первой возле бутылки оказалась Аня, она же всем и сообщила грустную новость:
– Десять лет выдержки, господа педофилы. Выходит, с жизнью у вас что-то не так.
Жора Ляпин немедленно отозвался, мечтательно закатив сальные глазки к потолку:
– А вот, к примеру, у мусульман с десяти лет вполне можно.
Философ, прикорнувший было на кресле возле батареи парового отопления, живо отреагировал на упоминание мусульман:
– Вы не понимаете! Никто не понимает! Исламский фундаментализм – это фашизм. И он нас всех погубит, – горестно подытожил он, заглянув в свой пустой стакан.
– Как не затрахает диктатура, так замучает демократия! – возразил вдруг Вова, решительно допивая свой коньяк.
– Вань, сходи за водкой, что ли? – попросила Марта жалобно. – Только-только интересная беседа начинается, а у всех уже пусто.
Я послушно встал со стула, и тут меня неожиданно сильно качнуло. Тогда я решил передохнуть и вернулся на свое место. Марта смотрела на мои телодвижения неодобрительно, и я принялся оправдываться:
– Понимаешь, мужчины не просто покупают алкоголь, они берут на себя ответственность за его судьбу. Я должен серьезно подумать, готов ли я взять на себя такую ответственность, – тут я понял, что меня действительно здорово развезло. Я решил, что в ближайшее время встану только для того, чтобы умыться в туалете – там, где никто меня не увидит.
– Да ладно, давайте я схожу, – неожиданно откликнулась вдруг Аня. – Только денег дайте, – добавила она, невинно улыбаясь.
Аля успела сбегать и принести, а философа все еще плющило и колбасило, теперь, правда, уже по поводу люмпенов и демократии:
– Я предлагаю простейший финансовый механизм отсечения быдла! Хочешь идти на выборы – плати! За депутата городского парламента – десять баксов, за федерального – пятьдесят, ну а за президента не жалко и сотни. Принцип демократии не нарушается, просто тупых бабулек и спившихся дедулек, голосующих за пакет с пельменями, сразу отсекаем от важных решений. Есть ли у вас что мне возразить по существу?
Спорить с философом на такую скучную и очевидную тему никому не захотелось, и он обиженно замолк.
Аня принесла не только водку, но и томатный сок, и все принялись делать «Кровавую Мэри», ругаясь, если не получалось четкой границы раздела фаз.
– Вот-вот, пока лучшие интеллектуалы страны занимаются подобной ерундой, люмпены занимают города, – посетовал философ, с неодобрением глядя на массовое изготовление коктейлей.
