— Вас можно будет застать здесь? — спросил он Вульфа.
— Нет, я сегодня уезжаю в Маддалони.
— Маддалони еще не взято.
— Все равно мне нужно в том направлении.
— Но вы сюда вернетесь?
— Не знаю, — сказал Вульф и пошел укладывать свой вещевой мешок.
Назавтра он нагнал Пятую армию под Маддалони. Он наблюдал в действии американские пушки. В ближайшее время ничего нового ожидать не приходилось, и он вернулся в Карбонару.
Проходя по улицам города, Вульф увидел оцепленное веревкой пространство, посреди которого сидели за столом представители АМГОТа. Он, не останавливаясь, направился к дому, занятому военной полицией. Там ему сказали, что арестован один из итальянцев, зачинщиков стрельбы. Вульф оставил свой вещевой мешок и пошел в город, туда, где он видел веревочное оцепление. Он показал свое корреспондентское удостоверение английскому постовому, и тот пропустил его за веревку. Он уселся на ступеньке позади стола, за которым сидели два амготовца: англичанин и американец. По обеим сторонам улицы толпились жители города: мужчины, женщины, старики, дети. Одни стояли, другие сидели на земле.
На скамье, лицом к амготовцам, сидел Фабиано (вот как — они поймали Фабиано!). На столе лежал его автоматический револьвер (вот как — и револьвер у них в руках).
— Это не есть суд, — говорил англичанин-амготовец на грамматически правильном итальянском языке. — Нам только предстоит определить, должны ли вы быть преданы союзническому суду или итальянскому гражданскому суду.
— Фашистскому суду?
— А по каким законам они будут судить? — вопрос Фабиано прозвучал совсем по-детски.
— Об этом не беспокойтесь, — сказал англичанин.
— Дело заключается в том, что вы застрелили четырех человек, — сказал американец.
Вульф отметил про себя его язык — живой, настоящий итальянский язык, не книжный и не простонародный.
— Я застрелил двоих, — скромно поправил Фабиано.
— Здесь сказано — четверых. Но мы здесь не для того, чтобы решать, правильно вы поступили или нет, — благожелательно добавил американец.
— А для чего вы здесь? — Фабиано сидел, положив на колени свой клетчатый пиджак; в его позе не чувствовалось принуждения, и в голосе не было испуга.
— Это не имеет отношения к делу, — сказал англичанин.
— Простите, синьоры, — возразил Фабиано кротко и дружелюбно. — Это имеет прямое отношение к делу. Я убил двух человек. Вы задержали меня и собираетесь переслать куда-то. Я не могу понять, почему: ведь это были фашисты. Значит, все в порядке. И вот я не понимаю, для чего вы здесь и почему я сижу перед вами на скамье, а у вас на столе лежит мой револьвер.
— Вы хотите знать, почему вы здесь? — сказал американец. — Вы убили четырех…
— Двух. Я это признаю, — сказал Фабиано, — потому что тут нечего скрывать. Вам всякий скажет, что убил двух. Двух фашистов. Почему же я здесь?
— Дайте я ему объясню, — сказал англичанин американцу по-английски. Потом он заговорил по-итальянски: — Мы должны поддерживать порядок в тылу. Не годится, чтобы вы, итальянцы, без разбора убивали друг друга. Это не годится для вас, и это не годится для нас. Мы должны заботиться о поддержании порядка.
— И что же? — Фабиано не был удовлетворен. Он все еще ждал разъяснения.
— Ну вот, вы убили двух человек, и потому вы здесь. Должен быть порядок.
— Понимаю. — Фабиано наклонился вперед. — Вы думаете, что я убил двух обыкновенных людей? — Он засмеялся, ему было смешно, что они так далеки от правильной оценки положения. — Нет, — сказал он, — эти двое — функционеры фашистской партии. Я никого не убивал без разбора. Я выбрал самых вредных людей. Мы очень долго ждали этого момента. Теперь вы понимаете?
— Не нам решать, правильно вы поступили или нет, — сказал американец.
— Да тут и решать нечего! — Фабиано был близок к отчаянию.
— С вами были еще двое. Кто они? — спросил англичанин.
Фабиано сразу занял оборонительную позицию.
— Зачем вам про них знать?
— Они помогали вам?
— Да.
— Кто они такие?
Фабиано огляделся. Вульф понял: он не ищет Закко или Профили. Он хочет определить по лицам окружающих, как они относятся ко всему этому.
— Я не знаю, кто они такие, — сказал он.
