Пьеро высвободил руку матери и поспешил к Жан-Лу, своему кумиру и лучшему другу. Диджей взъерошил ему волосы.
– Привет, родной, как дела?
– Хорошо, Жан-Лу. Знаешь, завтра я, наверное, поеду в полицейской машине?
– Здорово. Ты тоже теперь, значит, полицейский.
– Конечно, почетный полицейский…
Жан-Лу улыбнулся, погладил его по голове и невольно привлек к себе, а Пьеро уткнулся лицом ему в грудь.
– Вот он, почетный полицейский, работает бок о бок со своим злейшим врагом, ужасным «Доктором Щекоткой»…
Жан-Лу слегка пощекотал Пьеро, и тот громко рассмеялся. Они отправились в режиссерскую аппаратную, за ними последовали Лоран и Бикжало.
Фрэнк, Юло и мать молча наблюдали за этой сценой. Женщина улыбаясь, как зачарованная, видя такие дружеские отношения ее сына с Жан-Лу, достала платочек из сумочки и вытерла нос. Фрэнк отметил, что он был хорошо выстиран и отглажен. И одежда на женщине, хоть и очень скромная, в полном порядке.
– Мадам, мы никогда не сможем в полной мере отблагодарить вас за ваше терпение…
– Я? Терпение? Да это я должна благодарить вас за все, что вы делаете для моего сына. Его просто не узнать. Если бы не эта жуткая история, я была бы так рада…
Успокаивая ее, Юло говорил удивительно спокойным голосом. Но Фрэнк-то знал, что о спокойствии тот сейчас мог только мечтать.
– Не волнуйтесь, мадам, все скоро закончится, в том числе благодаря и вашему Пьеро. Мы постараемся, чтобы об этом узнали все. Ваш сын станет маленьким героем.
Женщина удалилась по коридору, слегка сутулясь, робко и медленно. Фрэнк и Юло остались одни.
Тут в коридоре зазвучали позывные «Голосов», и передача началась. Однако в этот вечер в ней не было своего особого нерва – и Жан-Лу, и остальные это понимали. Зато ощущалось какое-то едва ли не электрическое напряжение в обстановке, но в эфир оно не передавалось. Звонки поступали – нормальные, обычные звонки, предварительно отобранные Ракелью с помощью сотрудников полиции. Всех звонивших просили не говорить об убийствах. Если же кто-то и все-таки намекал на них, Жан-Лу умело переводил разговор на безобидные темы. Все знали, что каждый вечер миллионы слушателей настраивались на волну «Радио Монте-Карло». Передача выходила теперь не только на Италию и Францию, но через сети, купившие права, и на все европейские страны. «Голоса» слушали, переводили на другие языки, комментировали. И все ожидали, что будет дальше. Радиостанции все это приносило колоссальную прибыль. Торжествовала латинская мудрость: «Mors tua, vita mea».[47]
Фрэнк подумал, что события этих дней – в какой-то мере смерть для всех. Никто не выйдет настоящим победителем.
И он был потрясен, когда до него дошел вдруг истинный смысл этих слов: «Никто не выйдет настоящим победителем…»
Он вспомнил о хитрости Одиссея. Вспомнил глубинный смысл определения, которое убийца дал самому себе, его иронию, издевательский вызов. И еще раз убедился, что они имеют дело с человеком далеко не заурядным и что его надо взять как можно быстрее. При первой же возможности, какая только представится.
Он невольно прижал рукой пистолет в кобуре под мышкой. Кому-то смерть этого человека подарит жизнь – в самом буквальном смысле слова.
Вспыхнула красная сигнальная лампочка телефонной линии. Лоран перевел вызов Жан-Лу.
– Алло?
Последовала тишина, потом из динамиков донесся измененный голос.
– Алло, Жан-Лу. Меня зовут некто и никто…
Все присутствующие словно окаменели. Жан-Лу за стеклом эфирной студии побледнел так, будто вся его кровь внезапно испарилась. Барбара отпрянула от своего пульта, словно он стал вдруг смертельно опасен.
– Кто ты? – в растерянности произнес Жан-Лу.
– Неважно, кто я. Важно, что сегодня ночью я опять убью, и была не была…
Фрэнк вскочил, словно обнаружил, что сидит на электрическом стуле.
Клюни, сидевший рядом, тоже поднялся и взял его за руку.
– Это не он, Фрэнк, – шепнул Клюни.
– Как это понимать – «не он»?
– Он ошибся. Он сказал: «Меня зовут некто и никто». Тот говорил о себе: «Я – некто и никто».
– Какая разница?
– В данном случае очень большая. А кроме того, он явно не в ладах с грамматикой. Вы же слышали. Это просто шутка какого-то мерзавца.
