Морелли взял реванш. Именно в этот момент возле них остановился универсал «рено-лагуна» цвета металлик. За рулем сидела Елена Паркер, но ее было не узнать. Сфотографируй ее кто-нибудь неделю назад, он едва ли поверил бы, что перед ним та же самая женщина. Стюарт, на заднем сиденье, с любопытством рассматривал подъезд управления.
Морелли хитро взглянул на Фрэнка.
– Один, да? Думаю, где-то на свете еще существует элементарная справедливость. Она-то и поможет тебе сесть в эту машину, а Лакруа остаться на службе…
Он протянул руку, и Фрэнк с удовольствием пожал ее. Теперь тон стал совсем другой. Теперь они говорили как люди, немало пережившие вместе, как друзья, разделившие трудности.
– Иди, пока эта женщина не заметила, что ты продырявлен, как дуршлаг, и не уехала без тебя. Тут все окончено.
– Да, окончено. Это дело. Но вот увидишь, завтра где-нибудь начнется другое.
– И никуда ты не денешься, Фрэнк. Ни в Монте-Карло, ни где-либо еще. Просто здесь все немного яснее.
Морелли не знал, стоит ли продолжать. Не из-за нерешительности, а из скромности, которую Фрэнк давно уже оценил в нем.
– Уже решил, чем займешься потом?
– Ты имеешь в виду работу?
– Да.
Фрэнк пожал плечами, как бы говоря, что его это мало волнует. Морелли прекрасно знал, что это не так, но пока и не рассчитывал на определенный ответ.
– ФБР, как и рай, может подождать. Сейчас мне нужен только хороший отдых, настоящий, когда много веселятся и развлекаются от души вместе с приятными людьми.
Фрэнк выразительно посмотрел в сторону машины.
Морелли вдруг спохватился и полез в карман.
– Черт возьми, чуть не забыл. Пришлось бы потом разыскивать тебя с полицией по всей Франции, чтобы передать вот это.
Он достал из кармана тонкий голубой конверт.
– Человек, который просил передать тебе это письмо, никогда не простил бы меня.
Фрэнк взглянул мельком на конверт, не открывая. На нем тонким, но отнюдь не жеманным женским почерком было написано его имя. Он догадывался, от кого было письмо, но пока что опустил его в карман. Взялся за ручку дверцы.
– Чао, Клод. Мы в Америке говорим take it easy[93] – решай, как тебе лучше поступить.
– Это ты решай, как лучше поступить, отправляясь отдыхать.
Как бы подкрепляя такое пожелание, из машины прозвучал звонкий голос Стюарта.
– Мы едем в Диснейленд, – сказал он по-английски.
Морелли отступил на шаг и обратил взгляд к небу. И специально для мальчика изобразил безутешное отчаяние, ответив на хорошем английском с грассированным французским «р».
– Вы только посмотрите на них. Они едут в Диснейленд, а я остаюсь тут выполнять черную работу.
Он сделал легкую уступку миру и присутствующим.
– В Монте-Карло, не спорю, но все равно приходится работать много и оставаться тут одному, словно бездомная собака.
Фрэнк сел в машину и обратился к Елене, но так, чтобы слышал инспектор.
– Поезжай, а то этот попрошайка испортит нам весь день. И где только отыскивают таких полицейских. А потом еще уверяют, будто полиция Монте-Карло – одна из лучших в мире…
Машина тронулась, и Фрэнк последним жестом из окошка попрощался с Морелли. Через квартал свернули направо, в конце рю Принцессы Антуанетт, когда машина остановилась, пропуская прохожих, Фрэнк увидел на углу Барбару, спешившую вверх по улице. Ее рыжие волосы, как всегда, пламенели и колыхались. Когда машина двинулась дальше, Фрэнк проводил ее взглядом и отметил про себя, что появление девушки на этой улице отнюдь не случайно. Морелли только что сказал, что ожидает кого-то, кто непременно придет…
Елена слегка шлепнула его по руке. Обернувшись к ней, он встретил улыбку.
– Эй, не успели уехать, а ты уже засматриваешься на других женщин?
Фрэнк откинулся на спинку сиденья и надел темные очки.
– Если тебя интересует эта женщина, так ведь именно из-за нее Морелли топчется на улице. А не из желания трогательно попрощаться с другом. Поняла теперь, что значит оставаться в Монте-Карло одному, как бездомная собака?
– Это только подтверждает, что в мире полно подлых лгунов– мужчин.
Фрэнк внимательно посмотрел на Елену. За несколько дней она словно преобразилась. Одна только мысль, что в этом отчасти и его заслуга, преображала и его самого. Он улыбнулся и решительно возразил.
