– У вас был магазин грампластинок, верно? – спросил он, разламывая вилкой запеченную лазанью.
По выражению лица Жан-Поля он понял, что наступил на больную мозоль.
– Да. Я закрыл магазин семь лет назад. Хорошая музыка в этих краях никогда не приносила дохода…
Юло поостерегся передавать ему комментарий сына по этому поводу. Не стоило бередить рану ножом, который все еще торчал в ней. Этот человек ему нравился, и Юло был уверен, что не ошибется, если хотя бы отчасти введет его в курс дела.
– Месье Франсис, мы ищем в Монте-Карло одного убийцу…
– Разве в этом месте фильма герои не начинают обращаться друг к другу по имени и на «ты»? Меня зовут Жан-Поль.
– А меня Никола.
– Ты имеешь в виду того типа, который звонит на радио и которого все зовут Никто?
– Совершенно верно.
– Ну, не скрою, я тоже, наверное, как миллионы людей, слежу за этой историей. Когда слышишь его голос, мурашки бегут даже по коже обуви. Скольких он уже убил?
– Четверых. И потом, ты ведь знаешь, каким образом. Но самое ужасное, что у нас нет ни малейшего представления, как остановить его.
– Это человек хитер, как стая лисиц. Он слушает отвратительную музыку, но голова у него работает превосходно.
– Насчет головы я с тобой согласен. А что касается музыки, вот о ней-то я и пришел поговорить.
Никола порылся в кармане пиджака и достал распечатки, которые дал ему Гийом. Выбрал один лист и протянул Жан-Полю.
– Знакома эта пластинка?
Жан-Поль взял бумагу. Никола был уверен, что заметил, как тот побледнел. Он поднял на него свои голубые мальчишеские глаза, полные изумления.
– Откуда у тебя это?
– Долго рассказывать. Главное, что она принадлежит, по всей вероятности, убийце, и что была продана тут…
Юло протянул Жан-Полю другой лист, на котором можно было прочитать этикетку с названием его магазина. На этот раз бледность на лице Жан-Поля стала вполне очевидной. Он утратил дар речи.
– Но…
– Узнаешь эту пластинку? Можешь объяснить, что за ней скрывается? Кто такой Роберт Фултон?
Жан-Поль отодвинул тарелку и развел руками.
– Кто такой Роберт Фултон!? Да любой, кто любит джаз, кто идет дальше Луи Армстронга, знает его. И любой собиратель пластинок готов руку отдать, лишь бы заполучить одну из его пластинок.
– С чего бы вдруг?
– А с того, что на свете их существует всего десять штук, чтобы ты знал.
Тут уже побледнел Никола. Франсис налил себе вина и откинулся на спинку стула. Лазанья мадам Сивуар, казалось, вдруг утратила для него всякий интерес.
– Роберт Фултон – один из величайших трубачей в истории джаза. Настоящий гений, но сумасшедший, как дикий конь. Вечно норовил что-нибудь учудить, во всем шел наперекор. Например, ни в какую не соглашался записывать пластинки, мол, музыку нельзя заключать в тюрьму. По его мнению, музыкой можно наслаждаться только на концерте, вживую. Иными словами, музыка – это каждый раз совершенно новый опыт, и никто не имеет права фиксировать ее в статике, для вечности.
– В таком случае, откуда же взялась эта пластинка?
– Вот к этому я и веду. Летом шестидесятого года Фултон совершил короткое турне по Америке, играя в разных клубах с несколькими лучшими сессионными музыкантами. Историческое событие. В «Би-боп-кафе» в Нью-Йорке друзья с согласия фирм грамзаписи записали без его ведома один такой концерт и отштамповали пятьсот пластинок в надежде, что увидев их, Фултон изменит свое мнение.
– Вот откуда «Украденная музыка»…
– Ну, да. Именно украденная. Только друзья не предвидели, что случится. Фултон взъярился, как зверь, и в бешенстве уничтожил все пластинки, потребовал матрицы и пленки-исходники и их тоже уничтожил. История моментально облетела музыкальные круги и превратилась в легенду. Потом каждый повторял ее на свой лад. В общем, если откинуть шелуху, факт тот, что из всех пластинок удалось спасти ровно десять штук, и каждую продали коллекционерам на вес золота. Я был одним из этих десяти.
– Ты хочешь сказать, что эта пластинка до сих пор у тебя?
– Я сказал – «был». В трудную минуту, когда…
Франсис посмотрел на свои загорелые руки, покрытые темными пигментными пятнами. Явно не лучшие воспоминания посетили его в эту минуту.
