— Мне всё никак не верится, — сказал с досадой Лисицын. — Вроде ты серьёзный человек. В охране служишь. Пистолет у тебя есть?
— Есть.
— Покажи!
Китайгородцев сдвинул полу куртки, обнажая плечевую кобуру. Из кобуры торчала рукоятка пистолета.
— Газовый? — поинтересовался Лисицын.
— Нет, настоящий.
— Вот видишь — настоящий, — сказал Лисицын. — Значит, ты не псих. Нормальный парень. Должны были тебя проверить, прежде чем дать в руки пистолет. И вот ты нормальный вроде, а сам мне про призраков рассказываешь. И я в затруднении: как тебя понимать?
Китайгородцев хмурился.
— Тут обижаться не надо, — посоветовал Лисицын. — Тут надо объяснять — к чему ты мне историю про призраков рассказываешь?
— Это был не призрак, — сказал Китайгородцев. — Это был человек. Я его видел — вот как вас сейчас!
— И он был один в один как тот, из воска, что наверху, — подсказал собеседник.
Если бы он не психовал, в голосе проявилась бы насмешливость. А так — раздражение одно. Но Китайгородцев не дрогнул.
— Да, один в один, — подтвердил он.
— Генерала Лисицына уж десять лет как нет! — сказал Станислав Георгиевич, темнея лицом. — Я его хоронил! — выкрикнул он. — Мать моя хоронила! Михаил там тоже был! И с нами ещё человек сто были на похоронах и поминках! Он умер! Его нет! И не мог он под окно к тебе прийти! Ты это понимаешь?!
— А вот, кстати, Михаил, — вспомнилось Китайгородцеву. — Я его видел после того.
— После чего?
— После того, как этот человек исчез, — показал Китайгородцев куда-то себе под ноги. — Я видел Михаила в доме, и он был такой мокрый — хоть одежду на нём выжимай.
— Он тоже был на улице?
— Получается, что да.
— Может, это его ты и видел в окно?
— Нет-нет! — уверенно сказал Китайгородцев. — Точно — не он.
— Ты сказал ему, что видел кого-то за окном?
— Да.
— А он что?
— Сказал, что это чепуха.
— Значит, всё-таки чепуха? — испытующе глянул Лисицын.
И Китайгородцев понял, что собеседник ждёт от него оценки: насколько искренен был Михаил. Он замялся.
— Можешь говорить как есть, — сказал Лисицын, обо всём догадавшись. — Я этого хмыря не уважаю, хоть он мне и родственник.
— Мне показалось, что Михаил решил меня не посвящать во что-то, — дипломатично сформулировал Китайгородцев.
Лисицын закивал часто-часто, будто другого он и не ожидал. Задумался. Взгляд его блуждал, ни за что не цепляясь, пока не наткнулся на мрачный, тёмного кирпича, дом.
— Вообще тут много странностей случается, в этом доме, — вдруг сказал Лисицын. — Непростой, в смысле, дом. Нехороший.
* * *
Часа в два дня Китайгородцева пригласили отобедать. Про обед — это он не сразу понял. За ним пришёл один из охранников Лисицына и произнес уже слышанное:
— Хозяин ждет!
Китайгородцев заковылял за охранником, опираясь на палку.
Поднялись на второй этаж. Охранник распахнул двери, ведущие в анфиладу комнат, пошёл вперед, не оборачиваясь. Китайгородцев едва успевал за ним. Прошли через несколько залов, в третьем или четвёртом по счёту был накрыт стол: белоснежная скатерть, столовый сервиз, серебряные приборы. За столом трое: Наталья Андреевна в неизменном чёрном платье, Михаил и Станислав Лисицын.
— Садись, отобедай с нами, — сказал Лисицын, обращаясь к Китайгородцеву. — Дай-ка ему стул, — это уже своему охраннику.
Лисицын был подчёркнуто любезен. Наталья Андреевна мрачна и неприветлива. И Михаил сосредоточен и хмур. Китайгородцев заподозрил, что мысль пригласить его за общий стол пришла в голову Лисицыну, а остальные двое членов семьи не то что были не в восторге, а противились до последнего, и даже сейчас они против, судя по выражениям лиц. Китайгородцев осторожно опустился на приставленный охранником стул. Второй охранник Лисицына, выполнявший роль официанта, тотчас поставил перед ним на стол чистую тарелку и налил в бокал вина.
— Ты присоединяйся, — сказал Китайгородцеву Лисицын. — У нас тут по-простому. Бери, что видишь, — он жестом хлебосольного хозяина обвёл рукой стол.
Сам он тут же выпил рюмку водки — по-гусарски лихо запрокинув голову.
Наталья Андреевна с прямой, как доска, спиной сидела молча, разглядывая свою полупустую тарелку. Напряжение было разлито в воздухе. Китайгородцев с удовольствием ретировался бы куда подальше, но это невозможно — предлога не было.
