⁂
Открыв дверь гаража, Китайгородцев вошёл внутрь. При его появлении прикованный к трубе Пастухов резко вскинул голову. У него был злой и острый, как бритва, взгляд. «Вряд ли его можно просто передать с рук на руки охранникам тапаевского комбината, — подумал Анатолий. — Не справятся они с ним. Не по зубам им этот парень. Раскидает вохровцев, как мелюзгу. Придется отправить в сопровождение кого-нибудь из своих — а людей и без того не густо…»
В проёме двери, ведущей в дом, маячил охранник из «Барбакана».
— Отвлекаешься? — попенял ему Китайгородцев.
— Я на два фронта, — доложил охранник. — За мной — ещё коридор первого этажа.
Точно, не хватает людей…
Анатолий проверил, надежно ли замкнуты наручники.
— Рука затекла, — процедил сквозь зубы Пастухов. — Сними браслеты!
Он прятал взгляд, чтобы не демонстрировать своему тюремщику полыхающий в глазах огонь ненависти.
— Потерпи немного, — коротко бросил Китайгородцев.
Вышел в коридор. Охранник, заложив руки за спину, пружинисто перекатывался с пятки на носок. Его карабин стоял у стены.
— Скоро за этим парнем должны приехать, — сказал Анатолий охраннику.
— Менты?
— Вохровцы с комбината. Они его заберут. Поедешь с ними. Помни, вся ответственность за этого парня лежит на тебе. На вохровцев надежды нет. Отвезёте на комбинат. Закроете в каком-нибудь помещении, где нет окон и где надежные запоры. Наручники с него не снимать. Парень воевал в Чечне и коллекционировал отрезанные уши. Не дай ему возможности пополнить свою коллекцию.
Охранник молча кивнул. Во взгляде добавилось напряжения.
— Тут кто-нибудь появлялся? — спросил Китайгородцев.
— Девчонки.
— Какие девчонки?
— Дочь хозяина…
— Ч-чёрт! — с досадой произнес Анатолий.
— Я сказал, что нельзя, что не положено, но она всё-таки успела перекинуться с другом несколькими фразами.
— О чём говорили?
— Хозяйская дочь спросила, как ему тут. Он сказал, что ничего. Она спросила, что ему принести. Он ей опять — ничего. И тут я её вывел.
— А кто был еще?
— Твоя подопечная.
— Рита?
— Да.
— Она-то какими судьбами?
— Любопытствовала.
— Хорошенькое любопытство! — с досадой произнес Китайгородцев. — Сколько она здесь времени провела?..
— Я не знаю.
— То есть?! — изумился Анатолий.
— Я в коридоре был, а когда зашёл в гараж, Рита уже была здесь.
— Она о чём-нибудь разговаривала с этим парнем?
— Я не слышал. Я вошёл, сказал ей, что здесь находиться нельзя, и она сразу ушла.
⁂
Вернулся охранник, которому было поручено разузнать, кому и когда продавались снегоходы. За последние полгода через магазин прошло четыре снегохода. Один купил Тапаев для своей дочери, еще два комбинат приобрел для своей базы отдыха, расположенной в семидесяти километрах севернее, где оба и находились в настоящий момент. А четвёртый снегоход — тот самый, зеленого цвета, о котором говорил Богданов, — забрали месяц назад люди, о которых продавцы не могли сказать ничего, кроме того, что это были не местные. Где этот снегоход находится в настоящее время, они не знали.
— Вот это он и есть, — вздохнул Китайгородцев.
У него уже не было сомнений в том, что на зелёном снегоходе неизвестные приезжали к тапаевскому поместью. И приедут снова. Анатолий был готов их встретить. Его замаскированные белыми простынями люди лежали в снегу в эти самые минуты там, за забором — как раз напротив лаза, к которому, как был уверен Китайгородцев, охотники на клиента непременно прибудут.
— После полуночи сменишь людей, — сказал Анатолий Костюкову. — Тех, которые в снегу. Иначе они в своих снежных берлогах превратятся в белых медведей.
В Мишек олимпийских… Мишка! Олимпийский! Вот оно!!!
— Ты был на Олимпиаде, Костюков?
— На какой?
— На Московской.
— Нет.
— И я не был. А какой это был год? — спросил Китайгородцев и при этом нехорошо улыбнулся. Не улыбка, а оскал. И сразу потянулся к телефонной трубке.
— Восьмидесятый, — пожал плечами Костюков.
— Правильно, восьмидесятый год.
Анатолий торопливо набирал телефонный номер Хамзы, все так же некрасиво скалился и говорил скороговоркой:
— Как вы думаете, уважаемый коллега, если Олимпиада была двадцать лет назад, а нашей девушке сейчас — девятнадцать, то сколько лет ей было, когда она с родителями сидела на стадионе и видела своими глазами, как улетает в ночное московское небо олимпийский Миша?