— Он служил в армии?
— Да.
— В каких войсках? Кем?
— Сейчас посмотрю, минуточку. Ага, вот… Московский военный округ… Автобатальон… Водитель… Воинское звание — рядовой… Он шоферил, Толик.
Значит, снайперских навыков в него за время службы не заложили…
— А охотой он не увлекается, случайно?
— Таких данных нет.
— Хорошо, дальше, — попросил Анатолий. — На кого ещё есть материалы?
— Скворцова Алла Андреевна. Тебе это интересно?
— Мне всё интересно.
— В настоящее время не работает. Живет гражданским браком с неким Бесединым Антоном Игоревичем. Он трудится в Центробанке, его забота — надзор за коммерческими банками. Вместе они уже шесть лет. Общих детей нет. У Беседина — две дочки от первого брака. Старшая — замужем. С первой женой отношения у него нормальные, ровные. Как и у Скворцовой с Тапаевым, кстати. Клиент регулярно пересылает деньги на содержание своего сына. Никаких эксцессов никто из их окружения припомнить не может. Это всё, что я хотел тебе сказать.
— Спасибо.
— Я тебе помог?
— Вам сказать сладкую ложь или горькую правду?
— Понял, — отозвался Хамза. — Ну, ты смотри там на месте, Толик. Я на тебя надеюсь.
«И я на себя надеюсь, — подумал Китайгородцев. — Потому что мне надеяться больше не на кого».
…В коридоре он наткнулся на сумрачного Богданова. Начальник тапаевской охраны сильно нервничал, посерел лицом и даже, как показалось Анатолию, уменьшился в росте. Или в полутёмном коридоре освещения недостаточно?
— Анатолий! — трагическим голосом произнес Ильич. — Сколько мне ещё держать этих людей? Мне уже стыдно там появляться!
— Пойдём, я скажу им что-нибудь, — предложил телохранитель. — Чтобы закрыть эту тему.
— Ты закончил там, в гостевом доме?
— Да.
— Ну и как? — проявил интерес Богданов.
— Ничего, если честно.
— Всё-таки странно, что этому учат на курсах.
— Чему? — не понял Китайгородцев.
— Тому, как шарить по чужим вещам и не оставлять следов.
— Этому не учат, Ильич. Я пошутил. Ведь это незаконно, сам понимаешь… Как же это могут преподавать?
— Получается, что ты нарушаешь закон? — печально сказал Ильич, будто только теперь обнаружил несовершенство мира.
— Нисколько, — приобнял за плечо своего собеседника Анатолий. — Ведь главный закон жизни телохранителя каков? Клиент должен быть в безопасности! Вот я этот закон выполняю неукоснительно.
— Я про другой закон, Толик. Я про тот, который на бумаге записан и вышестоящими инстанциями утвержден.
— А, вон ты о чем, — беспечно сказал Китайгородцев. — Так то не закон. То — бред сумасшедшего.
— Вот мне интересно — почему у нас на Руси такое наплевательское отношение к законам? Почему их никто не выполняет? То ли люди, для которых законы писаны, такие подлецы, то ли это законы подлые и дураками написаны?
— И люди не подлецы, и те, кто законы пишет, не дураки. Тут дело в другом, Ильич. У нас законы пишутся без уважения к тому, кому по этим законам жить. Понимаешь? А люди это чувствуют. Вот если к тебе, допустим, кто-нибудь — без уважения, то и ты ведь, согласись, будешь к нему без особого почтения, будешь всё наперекор делать. Да? Уж если ты закон пишешь, ты должен думать о тех, кому по этому закону жить. Чтобы ему, то есть живущему по закону человеку, было удобно. Правильно? А у нас закон пишут так, чтобы удобно было не человеку, а тому, кто его написал. И получается не закон, а оплеуха. Или вовсе преступление! Вот для нас, охранников, понаписали законов. Ты внимательно их читал, Ильич? Ты основательно их изучил, прежде чем взяться за охрану многоуважаемого Генриха Эдуардовича Тапаева? Ты всё там понял? И все эти законы выполняешь? Я сомневаюсь в этом, если честно. Потому что если ты там все правильно понял и собираешься жить по тем законам, выполняя их неукоснительно до последней запятой, — ты ведь не сможешь защитить своего босса в случае чего! У тебя это просто не получится, Ильич. Потому что ты, как частный охранник, можешь защищать собственность своего шефа по закону с оружием в руках, а вот жизнь шефа — уже нет. Только голыми руками. Я ведь, к примеру, сейчас не девчонку эту охраняю, к которой приставлен, а оберегаю якобы её ценности: сережки золотые, деньги, которые у нее в кошельке лежат, и сам этот кошелек, которому десять долларов — цена. Формально моё присутствие рядом с ней именно так обставлено. И даже собственность с оружием в руках можно защищать только в тот момент, когда на нее непосредственно покушаются. Каково? Если какой-то недоумок облил бензином «Мерседес» твоего хозяина и чиркнул спичкой, то в тот момент, когда он чиркает спичкой, ты ещё можешь применить против него оружие, потому что защищаешь собственность, а вот через секунду, когда «Мерседес» полыхает и защищать тебе уже нечего, а поджигатель бросился наутек — ты стрелять не можешь. Ты можешь только бежать за ним и упрашивать, чтобы он остановился! Ведь он, бяка такая, только что спалил пятьдесят тысяч долларов — а это, мол, нехорошо, за это надо отвечать. Как ты думаешь, Ильич, он остановится или только фигу тебе покажет на бегу?
