О. Журавлёва — А разве не к такому же будущему пришла бы другая страна?
А. Проханов: — Нет, другая страна имманентна русской истории. Русское имперское патриотическое сознание постоянно вырабатывается всей этой гигантской метафизической машиной русской истории.
О. Журавлёва — Как же ее можно было победить, эту метафизическую машину таким ерундовым способом?
А. Проханов: — Да ладно. Метафизическая машина и не нуждается в том, чтобы побеждать. Она аксиоматична, она стоит в начале сотворения русского народа и русской государственности. Поэтому либералы… Ну, как бы вам сказать? По существу, мне их жалко. Я бы их занес в Красную книгу. И когда говорят, что я чудовище, что я антисемит, что я чудовищный сталинист, это неверно. Я готов как юннат, который спасает популяцию умирающих бабочек, спасать либералов.
О. Журавлёва — Так почему эти умирающие бабочки всё время побеждают по вашим рассказам? Я понять этого не могу.
А. Проханов: — Да где они побеждают? Ну, где они побеждают-то?
О. Журавлёва — Ну, они вот эту экономику уже 20лет как-то строят, они всё время, там, Гринпис подкармливают.
А. Проханов — Да нет. Они победили в феврале 1917-го, и чем эта победа обошлась для них в октябре 1917-го?
О. Журавлёва — Ну, сейчас-то вы их видите — они все живы-здоровы, всё время вредят России то там, то сям, по вашим рассказам судя.
А. Проханов: — Да нет, они здесь, но они уже там. Оля, посмотрите. Подумайте, к кому вам примкнуть? К нашим легионам, к нашим мощным патриотическим, сверкающим саблями легионам, или к этому племени уходящему?
О. Журавлёва — Тот самый человек, который в начале передачи говорил про безграничную слабость России, сейчас нам рассказывает про сверкающие сабли и мощные легионы.
«Что помешало Поветкину победить Кличко? Может быть, то, что он поклонялся языческим богам?» — интересуется Дмитрий. А вы как считаете? Вы вообще боксом интересуетесь?
А. Проханов: — Нет. Мне кажется, что это…
О. Журавлёва — Это патриотичный вид спорта?
А. Проханов: — Я уже сказал сегодня, что какому-нибудь голландскому дипломату надо было сломать челюсть, а потом извиниться. Вот и всё мое отношение к боксу. Я не знаю, что там было.
О. Журавлёва — Вы в этом смысле с Жириновским, кстати, солидарны. Он тоже первым делом сказал, что надо пойти побить стекла где-нибудь в голландском посольстве и насовать дипломатам.
А. Проханов: — Ну, конечно. Я солидарен в этом смысле…
О. Журавлёва — Выясняется, что Венская конвенция это, собственно, и предусматривает: если одни нарушили, то и другим можно.
А. Проханов: — Ну, конечно-конечно. В общем, я чужд голландскому синдрому.
О. Журавлёва — Хорошо, ладно. Значит, про бокс ничего сказать не можете?
А. Проханов: — Ничего. Но про бокс как помещение, где изолируют инфицированных натовским синдромом, я готов говорить.
О. Журавлёва — Подождите. Еще раз?
А. Проханов: — Бокс — это территория такая, куда помещают зараженных натовскими синдромами либералов. Ну, инфекционный бокс — вы знаете, что такое?
О. Журавлёва — В смысле помещения. Всё, теперь всё понятно.
А. Проханов: — Это не прическа, это не прическа.
О. Журавлёва — Прическа — это полубокс. Да, я всё прекрасно поняла. Тогда скажите, пожалуйста, должен ли депутат Андрей Исаев понести наказание за дебош и задержку рейса самолета Москва-Петербург, как вы считаете? Вы разбирались в этом конфликте?
А. Проханов: — Мне нравится страстный Исаев.
О. Журавлёва — Он чем-то на вас похож, да?
А. Проханов: — Чем-то на меня похож. Нас отличает только то, что я изначально был революционером и им остаюсь, а Исаев был революционером, потом стал конформистом. Но в нём все-таки взыграла его натура, задавленная вот этим профсоюзным движением, этим желанием войти во власть. В нем природа взыграла — он взбунтовался против себя самого. Это революция Исаева, которую он устроил против своего конформизма. Это прекрасно. Хорошо бы Исаева не просто ссадили с самолета, а, может быть, посадили бы даже под какой-нибудь домашний арест, поместили ему на ноги какой-нибудь браслет, как Удальцову.
О. Журавлёва — То есть вы изначально его принимаете за хулигана и дебошира?
