Сергей поднялся. Капитан подошёл к нему.
— Какого роста был немец, который в тебя стрелял? Отвечай! Быстро! Выше, ниже тебя?
— Выше.
— Как он стрелял? От пояса, с плеча? Ну, говори.
— С плеча.
— Садись, — сказал капитан и сам опустился на стул. На его лице было написано удовлетворение. — Всё, Тимошин: как говорится в теоремах, что и требовалось доказать. Входное отверстие пули у тебя ниже выходного. А что это значит? А это значит, что стреляли снизу. И если в тебя действительно кто-то стрелял, то был он ростом около метра.
Сергей не сразу сообразил, о чём говорит особист; наконец, понял.
— Так я ведь лежал.
— Лежал? Может, и лежал. А скорее всего, сидел и, разувшись, пальцем ноги жал на спусковой крючок. А ещё, может, хорошей веточкой с сучком или шомполом, обмотанным тряпочкой, чтобы не соскользнул. Способов много. Не ты первый такой хитрожопый. Всё, устал я от тебя. Степанов!
В дверях тотчас появился сержант, который привёл Сергея сюда.
— Я, товарищ капитан!
Сергей понял, что особист уже решил его судьбу.
— Товарищ капитан!
— Гражданин капитан, — поправил особист.
— Гражданин капитан, но ведь как в меня немец стрелял, видел Прохор Степанович, он его и заколол штыком.
— Какой ещё Прохор Степанович? — недовольно спросил капитан, укладывая бумаги в папку.
— Солдат из нашего взвода.
— Да-a? А фамилия у этого солдата есть?
— Есть, но я её не знаю.
— Ладно, разберёмся с твоим Прохором Степановичем, — капитан покачал головой. — Странная ты личность, Тимошин: чем больше с тобой говоришь, тем больше вопросов возникает. Степанов, запри этого цуцика в баньке да часового поставь.
Сержант подошёл к Сергею:
— Ремень, головной убор снять, вывернуть карманы.
1988 год
«Здравствуйте, уважаемая Галина Васильевна.
К сожалению, вынужден огорчить Вас: я не тот человек, за которого Вы меня приняли. Но я знал Вашего брата, Шинкарёва Алексея Васильевича. В 1942 году мы с ним служили в одной воинской части. В июле того же года он погиб, это я могу достоверно утверждать.
Галина Васильевна, если у Вас есть желание, я мог бы показать Вам место гибели Вашего брата и, возможно, место захоронения. Но для этого мы должны встретиться в городе Волгограде. Если у Вас возникнут финансовые затруднения, я готов оплатить проезд. Я понимаю, что при прочтении этого письма у Вас могут возникнуть вопросы.
Уверяю Вас, что в случае нашей встречи я всё объясню. Жду Вашего решения. До свидания».
Шинкарёв отложил авторучку. Трудно дались ему эти несколько строчек. Много важных решений принимал Алексей Васильевич за свою жизнь. Но решение написать это письмо было для него, пожалуй, самым важным и трудным. Была ли альтернатива? Была.
Можно было не отвечать на письмо этой женщины. Вряд ли бы она предприняла что-нибудь для дальнейших поисков. Хватило бы у неё сил и возможностей для этого? Скорее всего, нет. И тогда бы всё осталось по-прежнему.
Но вопрос в том, смог бы он на закате лет взвалить на себя ещё один тяжкий груз неправды, помимо того, что нёс все эти годы. Трудно сказать, верил ли Шинкарёв в Бога, но в неотвратимость расплаты он верил.
Алексей Васильевич подошёл к окну. На улице светало. Как незаметно прошла ночь!
1942 год
В бане Сергей просидел до следующего утра. Сначала он места себе не находил от обиды, от несправедливости обвинения. Но постепенно Сергей успокоился: особист найдёт Прохора Степановича, и всё разъяснится. С этой мыслью он, стараясь не тревожить рану, лёг на полок и закрыл глаза. Баньку, видимо, давно не топили, снизу, из сливной ямы, пахло тиной. Свет из крошечного окошка еле пробивался.
По-разному действуют на людей нервные потрясения, но у всех одинаково они забирают душевные силы, которые надо восстанавливать. Сергей уснул.
Разбудил его солдат, принёсший завтрак. Круглолицый, узкоглазый, небольшого роста, но крепкого телосложения, он был похож на китайца. Сергей никогда не видел китайцев, но представлял их именно такими, как этот солдат.
«Китаец» поставил на лавку котелок с кашей, кружку с чаем, положил на кружку хлеб.
— Ешь, скоро ехать, — сказал «китаец» на чисто русском языке и вышел.
