— Это не женщина, а сущий дьявол. Самая зловредная баба в Альтхольме. Лучше не ходите к ней.
Но я все же пошел: все-таки развлечение после стольких разговоров с мужчинами.
Лестница вела прямо в мастерскую. Перед самым моим приходом тут, видимо, что-то случилось: одна швея плакала навзрыд, остальные сидели мрачные и не знали, что им делать. Хозяйка бегала по мастерской и, лишь заметив меня, перестала браниться.
— Что вам угодно? — вполне дружелюбно спросила она.
Собственно говоря, я был разочарован: для сущего дьявола у нее были слишком хорошие манеры и внешность, нос длинный и прямой, глаза светлые, на лице румянец. Пока я произносил свои заученные фразы, она стояла, заложив руки за спину, и смотрела на меня. Она была одной из тех женщин, которые умеют слушать; только раз она вставила:
— Ах, наш юрист пишет в вашей газете? — и добавила: — Конечно, ремесленники должны поддерживать друг друга.
Когда я кончил говорить, у меня стало одним подписчиком больше. Все шло гладко, и я уже принялся выписывать квитанцию. Девица Рейдинг стояла чуть сбоку от меня. Выписывая квитанцию, я бросил взгляд на заплаканную мастерицу. Девушка была прехорошенькая. Она улыбнулась мне сквозь слезы. В ответ я тоже улыбнулся ей.
Вдруг я услышал рядом какое-то шипение, сдержанный хрип ярости; я взглянул на хозяйку. Она побелела от гнева. Ей явно не понравилось, что я переглядывался с ее работницей. Я осторожно протянул девице Рейдинг квитанцию:
— Вот, пожалуйста, одна марка пятьдесят пфеннигов.
Она взяла квитанцию, посмотрела на нее.
— Разве это квитанция? — сказала она. — Такие бумажки может сделать каждый.
— Это квитанция «Хроники», — сказал я. — Они все такие.
— Ах, они все такие, — повторила она с язвительной усмешкой, все более и более распаляясь. — Эти бумажки вы делаете сами, чтобы обирать честных людей, а газету так никогда и не получишь. Где ваше удостоверение?
— У меня нет никакого удостоверения. Квитанция — вот мое удостоверение, — сказал я.
— Покажите мне ваше удостоверение коммивояжера! — Она уже перешла на крик. — Вы обязаны иметь удостоверение, если шатаетесь по домам!
У меня не было никакого удостоверения, я даже не знал, что мне следовало его иметь.
— Вы — мошенник! — крикнула она. — Но не на такую напали. Эльфрида, сейчас же беги к вахмистру Шмидту! Скажи — здесь мошенник.
Заплаканная девушка испуганно встала и пошла к двери.
— Сударыня, — сказал я, — вот моя квитанционная книжка. Смотрите, фамилии на корешках должны вам быть знакомы.
— Ступай же, Эльфрида! — крикнула она. — Что же ты стоишь как истукан?! Тебе, конечно, хочется, чтобы этот бродяга и мошенник удрал?
Мастерица побежала.
— Верните мне квитанционную книжку. Не нужны мне ваши деньги. Дайте мне уйти.
— Ну уж нет! — завопила она. — Позволить вам удрать, так, что ли? Тони, запри дверь на ключ.
Я закричал:
— Вы — низкая женщина. Я отлично понимаю, почему вы все это затеяли: я улыбнулся вашей мастерице. Вы не смеете доводить до слез всех хорошеньких девушек только потому, что на вашу долю не досталось ни одного мужчины!
Тут началась такая перепалка, что вахмистр Шмидт не понял ни слова, во на всякий случай отвел меня в участок. Позже, сидя там на нарах, я быстро отрезвел. Я раскаивался в том, что так вспылил. Ведь я должен был вербовать подписчиков, а не улыбаться девушкам, так что эта Рейдинг, собственно, была права.
7
Установив в полиции мою личность, вахмистр отпустил меня. Медленно плелся я в «Хронику», на душе у меня было прескверно. Я не удивился, когда узнал, что хозяйка мастерской уже побывала в редакции и нажаловалась.
— Плохи ваши дела, — сказал секретарь. — Если я вас оставлю, эта особа восстановит против нас всех ремесленников. Вам не следовало ходить туда, я же вас предупреждал.
Он дал мне еще пять марок; он всегда был порядочным малым. Когда я вернулся на Штаренштрассе, Вилли еще не было дома. Меня заранее мутило при мысли о его упреках. Я сложил свои вещи в чемодан и отдал хозяйке на хранение. Сказал, что потом напишу, куда его выслать. Вышел из дома и, миновав город, побрел по шоссе. У меня еще оставалось девять марок. Было начало декабря, стоял легкий морозец, землю чуть запорошило снегом. Теперь я шел в город побольше, чтобы посмотреть, не найдется ли там для меня хоть какого-нибудь местечка.
