Фэй вздохнула, выразительно уставилась в мутные темно-серые небеса, и я похлопал ладонью по песку.
— Отбой! Дежурства двухчасовые, в порядке следования по маршруту: Цинь, ад-Дагаб, Макбрайт. Мое время — от пяти до семи утра. Итак, леди на страже, а джентльменов прошу ложиться.
Фэй снова вздохнула, на этот раз с облегчением, поднялась и начала обходить наш крохотный лагерь. Макбрайт недовольно покосился на меня, однако накачал воздуха в комбинезон, лег, пристроив рюкзак под голову, и опустил веки. Сиад, шаркая по песку, подошел ближе, сел, стянул шлем. В ночном сумраке он казался огромным безголовым зомби: волосы и темная физиономия почти неразличимы, а одеяние, ярко-желтое при свете дня, приняло оттенок недозревшего лимона.
— Хрр… — хриплый рык родился в груди суданца. — Я мог бы подежурить в эту ночь. В эту и во все последующие. Это не скажется на моей форме.
Его английский был безукоризненным. Где он его изучал, в Кембридже или в Оксфорде?
— Чтобы сохранить форму, нужно спать, — произнес я, всматриваясь в сгусток тьмы над воротом «катюхи».
— Мне не нужно, — негромко пророкотал Сиад, сверкнув зубами. — Нет потребности. Месяц, два… Если захочу выспаться, скажу.
Любопытное заявление! Я резко приподнялся, опираясь на локоть.
— Гипнофединг?
— Да. Кажется, называется так.
— Ну, что ж… Цинь Фэй, подойди! Она приблизилась, и я сказал:
— Можешь ложиться. Сиад подежурит.
— Вы мне не доверяете, командир? — В ее мелодичном голосе проскользнула нотка обиды.
— Доверяю. Просто Сиаду не хочется спать. И не захочется — ни в эту ночь, ни в остальные.
Брови девушки взлетели вверх.
— Но почему? Как такое может быть?
Почти автоматически я перешел на русский. Из всех языков — а я их знаю не менее трех дюжин — русский лучше других подходит для обсуждения тем щекотливых, деликатных, для выражения приязни и неприязни и для того, чтоб скрыть за словами радость и гнев, страх и удивление. К тому же возможность обратиться к собеседнику на «ты» придает этому языку особую интимность.
— Ты обладаешь способностью видеть вуаль, чувствовать воду, улавливать признаки жизни с большой дистанции… Повторю твои слова: как такое может быть? Однако это есть, и это тебя не удивляет, верно? Это кажется тебе естественным, а нас ты, наверно, считаешь слепцами… Ну, так что удивительного в Сиаде? В том, что ему не нужен сон? Не больше, чем в тебе, девочка. Разве не так?
— Так. — Она кивнула. — Я поняла, командир. Я больше не буду задавать глупые вопросы. Только…
— Да?
— Вы не слепец. Многие слепы, но только не вы. Фэй отошла и опустилась на песок подальше от Макбрайта, а я кивнул Сиаду:
— Принимай дежурство. Разбудишь нас в семь утра.
Закрыв глаза и лежа в уютной песчаной ямке, я размышлял над этим происшествием. Гипнофединг, затухание сна, способность не спать долгое время без ущерба для психики, являлся редким паранормальным талантом, однако я знал по крайней мере пятерых, имевших этот дар с рождения. Скажем, тот же Ярослав Милош… Да и я мог обходиться без сна неделю, а после восстановительных процедур где-нибудь под ветвями секвойи или в дубовой рощице хоть целый месяц. Так что сам феномен меня не удивлял, а удивляло другое — то, что в личных файлах Сиада Али ад-Дагаба, майора секретной службы и весьма известного спортсмена-экстремальщика, об этом феномене напрочь умалчивалось. Возможно, дар его не афишировали? Все же Сиад являлся персоной «non populus»[7], шефом охраны двух суданских президентов… Но дотошным сотрудникам Монро полагалось докопаться до каждой мелочи, а до подобных вещей — в первую очередь. Может, и докопались, да не сказали мне?
Оба этих варианта были безрадостны; и в том и в другом случае напрашивался вопрос: о чем еще я не имею информации? Чего не знаю о чернокожем Сиаде из племени нуэр? А также о Джеффри Коэне Макбрайте, миллиардере из Иллинойса, и юной девице Цинь Фэй?
Плохо, когда вступаешь на дорогу смерти и не уверен в спутниках…
Расслабившись и уловив жалкую струйку энергии, сочившейся из песка, я повелел себе увидеть хороший сон, и это желание исполнилось. В эту ночь мне снились лица родных — двух моих отцов и трех матерей.
