– Нельзя, – сказал я твёрдо. – Извините, но это приказ сиятельной госпожи маркграфини.
Он заплакал. Беззвучно. Не всхлипывал, не причитал, не рыдал. Просто по его измученному морщинистому лицу начали течь крупные, как горох, слёзы. Одна за другой, словно били из того источника, над которым плакала Ниоба, когда боги соизволили сойти на землю и истребить её потомство.
– Моя маленькая девочка, – прошептал он наконец. – Свет моих глаз. Единственный смысл жизни.
– У вас нет других детей?
– Были. Были, но умерли во младенчестве. Она одна у меня осталась. Такая милая, такая добрая, такая красивая...
Я взял старика под руку.
– Идёмте со мной, пожалуйста, – попросил я. – По желанию достойной госпожи маркграфини я веду расследование по делу о смерти вашей дочери. Помогите мне, пожалуйста, чтобы я мог поймать и судить зверя, который с ней это сделал.
Он дал мне отвести себя к ближайшему трактиру, хозяин которого поставил перед дверью, на полном гниющих отходов дворе, два стола и две скамейки. Мы присели.
– Кто мог это сделать? – Спросил я без предисловий. – Вы подозреваете кого-то? Может, она жаловалась вам на какого-то мужчину? Может, у неё были враги?
– Откуда у Лизоньки могли взяться враги! – Он даже не возмутился, а просто удивился. – А мужчины? Они провожали её глазами, как собаки кость. Это правда. Но она была добродетельной девушкой. Я хорошо её воспитал. В уважении к законам божеским и человеческим.
Ну что ж, подобным образом чаще всего думают родители о любимых детях. И часто только трагические события сдирают им пелену с глаз. Возможно, именно так и было в этом случае, но, может быть, Елизавета действительно была недосягаемым идеалом красоты, благородства и невинности. А может, как это обычно и бывает, истина лежала где-то посередине?
– Вы знаете, с кем она дружила? Был ли у неё жених?
– Я говорил ей: «Не иди ко двору. Человек должен знать своё место, а твоё среди равных, а не среди больших господ», – не ответил он на вопрос. – Но она только смеялась. «А может, какой-нибудь дворянин полюбит меня и на мне женится?», – говорила она. «Может, у твоих внуков будет герб, папа?»
Да, да, вот мечта большинства девушек из прислуги. Однако чаще всего эти иллюзии лучшего будущего заканчивались небольшим уважением и большим пузом. Хотя из этого правила бывали, конечно, исключения.
– У неё была подруга? Она любила кого-нибудь? Кто-то её любил?
– Если родился в хлеву – живи в хлеву, родился в стойле – живи в стойле, родился в гнезде – живи в гнезде. Но если свинья залезет в гнездо, то крылья у неё от этого не вырастут. Да и летать она не научится.
На самом деле я люблю людей, отвечающих на задаваемые им вопросы, а не игнорирующих меня и рассказывающих побасёнки, достойные деревенских дурачков. Я понимал, что смерть дочери потрясла мужчину, но, поскольку раньше другие его дети уже умирали, он должен был уже быть более закалённым.
– Господин Хольц, – сказал я более резким тоном, – соблаговолите ответить на мои вопросы.
Он посмотрел на меня, испуганный, словно забитая дворняга, которой погрозили палкой.
– А вы что-то говорили? Я не расслышал, простите.
– Я спросил, были ли у неё друзья. Может, жених? Может, кто-то ей заинтересовался?
– Все ей интересовались, – вздохнул он. – Слетались, как пчёлы на мёд. Как бы я хотел иметь хотя бы её парсунку, хотя бы малюсенькую, на память... – Он снова заплакал.
– Матерь Божья Безжалостная, – прошептал я про себя, ибо постепенно начинал терять терпение.
– А говорила, что подарит мне свой портрет, бедняжка. Не успела...
– Какой портрет? Откуда портрет? – Я вцепился в это слово, как собака в штанину нищего. – Кто её должен был рисовать?
– Какой-то художник, – на этот раз ради исключения он услышал мой вопрос.
– Догадываюсь, что художник, – ответил я ядовито. – А не парикмахер, банщик или конюх. Вы знаете, кого она имела в виду?
Он поднял на меня полные слёз глаза.
– Не кричите на меня, – попросил он страдальческим голосом. – Имейте уважение к отцовскому горю и почтенному возрасту.
Мне хотелось дать ему в ухо, но я сдержался. Ведь я собирался стать инквизитором, а инквизитор должен обладать терпением, по меньшей мере равным его беззаветности и благочестию.
