Сибилла шла впереди, покачивая бедрами и аккуратно ступая туфлями на каблуках по брусчатке, наверняка уложенной еще в Средневековье. Лавка находилась на боковой улице Серениты, а предсказательница не могла идти быстро, поэтому мы издалека услышали необычный для тихой деревеньки шум — гул автомобильного двигателя, сердитые крики и голоса людей. Словно на центральной площади деревни проводили митинг, собравший целую толпу недовольных граждан. Из соседних домов выходили привлеченные звуками жители Серениты и, переговариваясь между собой, тоже направлялись к площади.
Я начала нервничать. Судя по озадаченному виду людей — или кто они там на самом деле, такие собрания здесь случались редко. Костя обещал познакомить меня с важнейшими лицами общины только вечером, когда спадет жара, поэтому причиной неурочного митинга явно была не я. А значит, там меня вряд ли будет ждать что-то хорошее.
Главная и единственная площадь Серениты не поражала грандиозностью. Это был небольшой клочок мощеной земли перед старинной католической церковью, сложенной из рыжеватого кирпича. Огорожена площадь была двух- и трехэтажными типичными итальянскими домиками. С одной стороны по склону шло последнее кольцо древних крепостных стен замка, и сбоку уже виднелись кованые ворота, через которые мы позавчера въехали на Костиной машине. Вниз от площади уходила извилистая узкая дорога, теряясь за приземистыми зданиями и козырьками крыш.
Несколько десятков человек окружали новенький пикап, стоявший в середине площади. В кузове сидели четверо мужчин, трое из которых совершенно неожиданно для Серениты с ее своеобразным населением были итальянцами. Четвертого я, к сожалению, уже знала.
Дитрих.
Заметив кого-то в толпе, немец тряхнул длинными светлыми волосами и поднялся на ноги. На сей раз он был одет по погоде, в футболку со штанами военной раскраски, и на ремне было хорошо видно кобуру — расстегнутую и готовую к тому, чтобы из нее выхватили пистолет. Оружие держали еще двое его спутников, причем один — спортивный арбалет со вставленным в него болтом, так блестевшим на солнце, словно он был изготовлен из серебра. Очевидно, арбалет предназначался для тех высших, кого нельзя было убить пулей.
Невооруженным оставался всего один из приехавших. Он выглядел чужим в этой компании — худой, модно одетый, темные кудри торчат в художественном беспорядке, в то время как его товарищи словно приехали с тренировки морских пехотинцев. И он был единственным, на чьем лице отражались страх и неуверенность.
Черты парня казались знакомыми. Я присмотрелась внимательнее, но воспоминание о том, где я его видела, постоянно ускользало.
— Джеронимо, — мрачно сказал Костя, давая ответ на мои мучения. — Какого дьявола он делает с Дитрихом?
Точно, второй наследник Долгорукова! Его фотографию вместе с отцом Костя показывал в кафе в первый день нашего знакомства. Тогда, помнится, прозвучало что-то о том, что погиб отец этого парня и Джеронимо обвинил во всем Костю…
Я с ужасом повернулась к нему.
— Ты говорил, что его отца, Пабло, насмерть сбила машина. Так ты уже тогда знал о том, что инквизиторы охотятся за наследниками прадеда, и промолчал?!
Заставить вампира в чем-то признаться не смог бы и бронепоезд, мчащийся на него на всей скорости.
— У нас не было ни единого доказательства, что к этому приложили руку инквизиторы, — спокойно ответил он. — Пабло действительно был пьян, а водитель скрылся. К тому же если это было их рук дело, почему они не тронули его сына — самого вероятного наследника Серениты?
— Потому что они решили придержать его как козырь в игре против нас, — тихо сказала Сибилла.
Она обхватила себя руками, словно вокруг стояла зима и термометры не зашкаливали, пытаясь выплеснуться из стеклянных сосудов. Взгляд прорицательницы был прикован к мужчинам на пикапе. Подходить к машине она не рисковала, оставшись на краю площади, в тени.
Приблизиться к инквизиторам вообще осмелились немногие. Хотя люди кричали, посылая им проклятия на разных языках, вокруг автомобиля установился довольно большой свободный круг.
