Увидев мое смятение, мистер Рескин даже не попытался его унять, а просто сидел в кресле и наблюдал за мной. Его глаза блестели, отражая огонь в камине. Он взял пирожное и, отправив его в рот, со вкусом прожевал.
— Я… то есть мне кажется, с вашей стороны довольно неучтиво задавать подобные вопросы!
— Знаю, знаю и прошу меня извинить. Но я не смогу вам помочь, если у меня на руках не будет всех фактов.
— Фактов? Каких фактов?
— Фактов о вашем прошлом, дорогая моя. Не будьте дурочкой. Не можете же вы думать, что вас допустят до королевской семьи в качестве невесты сына королевы Виктории, не привлекая пристального внимания к вашим прошлым поступкам?
— Я вам уже сказала, что не думаю об этом. Мы с принцем Леопольдом просто хорошие друзья.
— Но что касается вашей несравненной матушки, то я о ней более высокого мнения. Никогда не поверю, чтоб она без боя выпустила из рук такую партию, как Леопольд.
— Наверное, всем известно, что королева для своих детей ищет лишь отпрысков королевских домов.
— Учитывая ужасную болезнь Леопольда, а также то, что он стоит в самом конце линии наследования, не могу не предположить: в данном случае Виктория может отступить от своего принципа. Вашей матушке это, без сомнения, известно. Вам, думаю, тоже.
Услышав свое самое заветное желание, изложенное в этой хирургически холодной манере, я почувствовала, как мои щеки запылали. Мне не было дела до того, что мистер Рескин собирает сплетни обо мне — по крайней мере в приватной обстановке этой комнаты, — но я сокрушалась при мысли, что он распространяет сплетни о Лео. Тот был слишком рафинирован, слишком чист для словесных инсинуаций мистера Рескина.
— Между прочим, Эдит является принцу более подходящей партией, чем я, но этот вопрос, уверяю вас, ею даже не рассматривается. — Я сделала глоток чая. Мое горло, мой язык, даже мои губы пересохли.
— Верно, но только потому, что она любит другого, а тот ее. — Глаза мистера Рескина победоносно вспыхнули.
Откуда ему известно про Эдит? Даже мама ни о чем не догадывается.
— В очередной раз заявляю вам: между принцем Леопольдом и мной ничего нет, — повторила я, словно это повторение могло произвести на мистера Рескина какое-то впечатление.
— Вы ничего не утверждаете, но и не отрицаете сказанного мной по поводу вашей сестры. Ваша матушка хорошо вас воспитала. Ну ладно, я вижу, вы своих позиций так просто не сдадите. Не стану изображать удивление и сразу перейду к делу. Не волнуйтесь, дорогая моя, закройте глазки — я вижу, вы устали, у вас подергивается левое веко — и выслушайте меня. У меня есть небольшой план.
Коснувшись левого глаза, я поняла, что мистер Рескин прав: маленький мускул у внешнего кончика века пульсировал под моими пальцами. И я решила покориться. В конце концов я должна знать, что мне грозит.
— Итак. Факты таковы: вы влюблены в Лео, а он в вас. Не спорьте, — остановил он меня, когда я протестующе взмахнула руками. — У меня есть глаза. И вопреки тому, что вы обо мне, очевидно, думаете, у меня есть сердце.
От удивления я резко раскрыла глаза. Может, и правда оно у него было?
— Да, дорогая моя. Вижу ваше изумление. И, если хотите, могу посвятить вас в подробности своего недавнего… разочарования. — Он бросил взгляд на стол, где стояла миниатюра молодой женщины. Сделав над собой большое усилие — плечи его при этом напряглись, — он вздохнул и продолжил: — Когда-нибудь, наверное, я вам расскажу. Но сначала мне нужно знать все о вас. Доджсон действительно просил вашей руки?
— Не знаю, — ответила я, все еще надеясь когда-нибудь понять, что случилось в тот день и что после. Ведь правду от меня всегда скрывали. Ты еще мала, твердили мне. Поэтому мне нечего было помнить. Я мечтала, чтобы однажды, когда я окажусь далеко отсюда — с Лео, единственным человеком в моей жизни, принесшим мне надежду, а не сожаление, — я, возможно, вспомню и пойму правду о себе самой. — Даю вам слово, что ничего не знаю, — откровенно сказала я, подняв глаза на мистера Рескина и мечтая о скорейшем завершении разговора, поскольку у меня так болела голова, что свет мерк в глазах и я жаждала поскорее остаться наедине со своими сумбурными мыслями. — Вам придется спросить об этом мистера Доджсона, потому что я была еще слишком мала, а мама не разрешала мне ни разговаривать с ним, ни переписываться.
