— Попроси Мэри Энн отпустить его.
— Хорошо. Но… Мама, я думала… если тебе хочется отдохнуть, я могла бы…
— Мне ничего не нужно. У меня много дел, а от отца сейчас мало проку. Я должна подробно изучить список требований принца и принцессы Уэльских, которые прибудут в июне и остановятся в нашем доме. Список очень длинный, и я просто не знаю, как за всем этим услежу. Ну, ступай же, дитя мое. Увидимся утром. — Она небрежно поцеловала меня в щеку и, прошелестев юбками, порывисто закрыла дверь, прежде чем я успела сказать хоть слово.
Я осталась стоять, уставившись в закрытую дверь с натертой до блеска латунной ручкой, затем приложила ладонь к прохладной дверной доске из грецкого ореха. Толщина двери составляла всего несколько дюймов, но на самом деле нас разделяла гораздо более существенная, непреодолимая преграда. Будто и не было тех длинных зимних вечеров, которые мы провели в откровениях. Но одно то, что сердце мое разрывалось от тоски по ним, делало их реальностью. По моим холодным щекам побежали слезы, и мне пришло в голову, что я ни разу не видела, как мама плачет, и не представляла, печалится ли она о ребенке вообще.
И кто знает, плакала ли она когда-нибудь из-за меня, как я плакала о ней.
А потом пришло лето. День поминовения со всеми его церемониями, ставший в этом году особенным благодаря участию принца Уэльского, устраивала наша семья. Мама радовалась: она оказалась в своей стихии, энергичная и деятельная, несмотря на траур. Наш дом бурлил от возбуждения и был полон королевской прислуги. Не помню, где она вся размещалась, но я то и дело натыкалась на какого-нибудь джентльмена в форме, украшенной лентой, маявшегося от безделья.
Но меня все это не особенно беспокоило. Из-за траура по умершему младенцу Альберту и веселой суматохи по поводу визита королевской четы мистер Доджсон постоянно находился рядом. Просыпаясь поутру и открывая глаза навстречу новому дню, я не гадала, как прежде, увижу ли его — он всегда находился тут, заполняя собой вакуум, оставленный мамой и папой: тот был полностью поглощен своим горем, унесшим его в неведомые дали, где он и пребывал в одиночестве; мама же с головой погрузилась в светские обязанности.
Я не могу вспоминать эти месяцы, эти насыщенные событиями месяцы, не думая о мистере Доджсоне. Казалось, мы оба чувствовали некое ускорение времени и удачу и заключили молчаливое соглашение получить от создавшейся ситуации все возможное. Мама была слишком поглощена своими делами, чтобы заметить, как часто он являлся без предварительного письменного уведомления или не испросив на то позволения. Как правило, мама не выносила подобной фамильярности. Теперь же ей было не до того, и я более не слышала от нее слов о «занудном преподавателе математики».
Не протестовала и Прикс. Впрочем, и с замиранием сердца, как раньше, его визитов она теперь не ждала, но просто тупо сопровождала нас, тихо сидела, уткнувшись в книгу или занимаясь вязанием, и даже больше не напоминала о том, чтобы я вела себя, как пристало леди.
Ина также стала против обыкновения молчалива. Она, как и Прикс, сидела в стороне, но в отличие от гувернантки не переставала наблюдать за происходящим. Ее немигающие серые глаза все примечали, особенно когда мистер Доджсон вдруг замолкал посреди истории, или замирал во время игры в крокет, или днем в саду переставал рисовать странных животных (гиппопоталошадь, крокоутку, кенгальва) и останавливал взгляд на мне. Мы часто смотрели друг на друга. Когда наши взгляды встречались, по телу мистера Доджсона пробегала дрожь, словно он схватил простуду и его знобит. И тогда он сразу же отводил глаза в сторону.
Я не вздрагивала и не отводила взгляда. Чего мне было бояться? Теперь мы вполне могли наслаждаться обществом друг друга и с удовольствием думать о нашем совместном будущем. Зная, что будущее мое уже устроено, я ослабила бдительность и позволила себе жить настоящим, снова стать ребенком.
Еще один золотой полдень. Еще одна прогулка по реке. Я думала, впереди у меня еще великое множество таких прогулок. Почему бы нет?
На сей раз собралась большая компания — десять человек, включая маму и папу, присутствие которых было весьма необычно. Однако еще более необычным оказалось то обстоятельство, что мама сама заранее пригласила мистера Доджсона и попросила его взять на себя хлопоты по организации прогулки. Когда же пришло время собраться у Солтерз, где нас ждала огромная лодка о четырех веслах, стало ясно, что мистер Доджсон был для мамы скорее прислугой, чем гостем. А честь быть гостем мама уготовила новому студенту, лорду Ньюри.
