Нынешний учебный год я опять закончил с переэкзаменовкой по русскому языку, Два раза в неделю я ходил заниматься на дом к преподавательнице. Вознаграждение за труды выплачивалось натурой: полпуда лобио, четыре головки сыра и пуд вина с нового урожая. По сравнению с прошлым годом дань выглядела ничтожной — в прошлом году у меня были две переэкзаменовки.
Мой учебный день начинался так:
— Вставай, вставай, бездельник! Хватит тебе валяться! Опоздаешь! — доносился со двора голос бабушки.
Я тотчас же вскакивал, несколько раз пробегал по комнате, громко стуча ботинками; с грохотом передвигал стулья, затем на цыпочках возвращался к кровати, забирался под простыню и продолжал прерванный сон. Окончательное пробуждение наступало в момент, когда вместе с ушатом холодной воды на мою грешную голову обрушивались громы и молнии, исторгаемые бабушкой:
— В кого только ты уродился этакий бездельник и непутевый? ! Чтоб ты провалился сквозь землю, бессовестный ты человек!
— Ну что тебе от меня нужно?
— Смерти твоей, мерзавец! Похоронила бы тебя рядом с Мурадой и оплакивала бы по-русски. Да, по-русски, болван! Что, не научилась бы? Вся Россия по-русски говорит, а ты что за тупица такой? Ну, назови мне кого-нибудь в нашей семье, кроме тебя, чтоб русского не знал?! Эх, бедный твой дед! Семь лет прожил в России и выучил русский язык лучше самого начальника почты Ивана.
— Што ви гаварице! — удивлялся я.
— Да, да, не таращь, пожалуйста, глаза! Два часа покойный говорил с Иваном, два часа слушал его Иван с разинутым ртом, а потом повернулся к народу и сказал, что подобной русской речи он в жизни своей не слышал. Вот как оно было!
— Нэ может биц! — опять удивлялся я, после чего следовали знакомый свист хворостинки и мое поспешное бегство по направлению к дому учительницы.
— Здравствуйте, учительница! — представал я пред очи учительницы Заблоны.
— Здравствуй! Что мы сегодня будем делать? — вопрошала она.
— Сегодня? Закончу прополку кукурузы, потом — корову на выпас, потом — сбегаю на мельницу, потом — наколю дров, а потом — уроки, — говорил я, мешая русские и грузинские слова.
— Ну, валяй! — благословляла учительница, и я приступал к занятиям. После полудня начиналось выспрашивание пройденного материала.
— Как с кукурузой?
— Все в порядке, учительница!
— На мельницу сходил?
— Сходил, учительница!
— Корову напоил?
— Напоил, учительница!
— Дрова?
— Хватит на неделю!
— Что такое грамматика?
— Грамматика греческое слово!
— Правильно, молодец, ты хороший мальчик! Ну беги домой!
Однажды утром я совсем уже было подготовился к очередным занятиям, как к нам во двор пожаловал Илико.
— Ольга, дорогая моя, одолжи-ка сегодня мне своего Зурикелу!
— Да? А русскому языку ты его будешь обучать, что ли?
— Такому русскому, какому учит его Заблона, я тоже могу научить. Поставлю его на прополку огорода, и так он у меня намахается мотыгой, что его язык тебе китайским покажется! И ни лобио, ни вина за это не возьму!
— Чтоб у тебя язык отсох, кривой черт! А все-таки зачем он тебе понадобился?
— Это уж не твоя забота, дорогая1 Ты только отпусти его.
— Ладно. Прохвост, ступай с кривым, чтоб ему и второй глаз выклевали! Посмотрим, чему он тебя научится.
— Впериот! — скомандовал Илико и бодро зашагал к воротам,
— В чем дело, Илико? — спросил я.
— Просьба у меня к тебе, Зурикела: хочу послать тебя к Иллариону…
— Это еще зачем?
— Нужно выпросить у него пуда три вина, — знаешь ведь, вино у Иллариона лучшее в ceле.
— Лучше выпроси у бабушки, она не откажет.
— Благодарю покорно! Мне вино нужно, а не уксус. Я не огурцы мариновать собираюсь.
— Так и передам бабушке.
— Передашь, зашью тогда тебе этот рот, что растянул до самых ушей, — и делу конец! Лучше делай, что говорю. Иди к Иллариону и попроси — пусть продаст или одолжит вино. Он уважает тебя, не откажет…
