Через сорок минут его белый лимузин с тонированными стеклами остановился на Фултон Стрит. Следом затормозила длинная кавалькада машин.
– Если не доезжая до места, как вы сказали, то лучше выйти здесь, – сказал референт. – Сейчас она метрах в ста.
– Отлично, – сказал Борис Марленович. – Давай снаряжение.
– Вот, – сказал референт, открывая на коленях небольшой чемоданчик. – Эту штуку крепите на ухе… Не, наоборот. Вот эту дужку – за ухо, а этот проводочек с наушником продеваете под мочкой и суете прямо внутрь… Видите, он специально телесного цвета, чтобы заметно не было. А микрофон у вас вшит прямо в лацкан.
– А если я пиджак сниму?
– Ничего. У него радиус – сорок метров. С вами на связи постоянно находятся суфлер и консультанты – линия на вашем наушнике многоканальная. Видите вон тот длинный синий вэн? Они все в нем. Считайте, целая команда «Что, где, когда» плюс компьютер с библиотекой Конгресса.
– Суфлер-то хороший? А то у меня с английским иногда…
– Все будет в лучшем виде. Если английское слово забудете, или если какая-нибудь местная cultural reference нужна, кашляете один раз. Если сострить хотите, то два. А если хотите сказать что-нибудь невероятно тонкое, или там интеллектом надавить, кашляете три раза. Охрана, кстати, на связи все время.
– Только чтобы не путались под ногами.
– Борис Марленович, – сказал референт, нежно беря босса за руку, – может быть, еще разок подумаете? Мы бы для вас целый кордебалет таких организовали. И безо всякого риска.
– Вот никто из вас, молодых, не понимает, – сказал Борис Марленович, снимая кисть референта со своего предплечья. – Льва на сафари тоже можно из офиса заказать. Его за пять минут с вертолета грохнут и доложат. Но ведь люди на охоту сами ходят.
– Тогда хоть разводной ключ возьмите.
– Какой еще разводной ключ?
– Универсальный, – горячо ответил референт, и в его руке появился небольшой черный пистолет. – Любого разведет, даже в бронежилете. А там и наши подбегут.
Борис Марленович брезгливо покосился на оружие и протянул было к нему руку, но в последний момент его ладонь изменила траекторию и выдернула фиолетовую гвоздику из укрепленной на стене вазочки. Обломав стебель, он продел цветок в петлицу.
– Ты мне еще цепь дай на шею, – сказал он. – Я никого разводить не буду. Сердце не то.
– Я знаю, вы добрый, – вздохнул референт. – Романтик. А ведь в России вас считают такой, знаете, акулой, холодной и безжалостной.
– Правильно считают, – сказал Борис Марленович. – Мне ведь тоже не вожжа под хвост попала. Просто все это имеет для меня большое сим-во-ли-чес-кое значение. Как по-английски символическое значение?
«Symbolic meaning», – сказал голос в правом ухе.
– Симболик минин, – повторил Борис Марленович, открывая дверь лимузина, – и симболик Пожарский. Слышите меня хорошо? Прием. Чего рыбой-то так воняет?
«Слышим и видим вас отлично, – сказал голос в ухе. – Тут рядом рыбный рынок – Fulton Street Fish Market. А объект по-прежнему на South Street Seaport. Сейчас идите прямо…»
Толпа на дощатом помосте живыми кольцами окружала разного рода фокусников и умельцев, выступавших перед публикой. Борис Марленович простоял минуту или две в одном из таких колец – возле черного парня, который под аккомпанемент барабана подныривал грудью под низкую планку, немыслимо изгибаясь, но оставаясь на ногах. Но Бориса Марленовича совершенно не интересовал черный артист. Он смотрел в другую сторону – на нее.
Она была точно такой же, как и месяц назад, когда он увидел ее из окна машины. Это была женщина лет тридцати, может быть – тридцати пяти. На ней была светло-зеленая хламида, терновый венец с длинными зелеными шипами и зеленые сандалии. Ее простое и милое лицо было покрыто зеленым гримом в тон одежде, а на руках были зеленые перчатки. В правой руке она держала зеленый факел, а в левой – бутафорскую зеленую книгу. Недалеко от нее стоял скучающий фотограф. Когда стало ясно, что Борис Марленович приближается именно к ней, она подняла голову и улыбнулась.
– Хотите сфотографироваться? – спросила она. – Если да, то давайте быстрее, пока светло.
