Ну, к примеру, на основании чего вдруг явится в Хамовническую межрайонную прокуратуру достаточно известный там — и не только по причине места своего проживания — госсоветник юстиции Турецкий и потребует предоставить ему для ознакомления материалы следствия по делу… и так далее? Что это, понимаешь, за своеволие? Куда это годится?
И совсем другое дело, если материалы, в порядке, так сказать, надзора, потребует представить в Генеральную прокуратуру сам заместитель генерального по следствию господин Меркулов. Попробуй откажи! Вот теперь садись, Турецкий, и читай себе спокойно. И можешь быть уверен, что, пока материалы у тебя на столе, никакие волевые решения Заборова относительно судьбы Гордеева у них не пройдут.
Все-то оно так, но почему-то подмывало сесть в машину и подъехать в Хамовники. Посмотреть в глаза этому Заборову, проверить первоначальное свое впечатление о человеке. Может, его в самом деле держат на таком крюке, с которого не соскочишь при всем желании? Может, и рад бы остаться честным человек, да обстоятельства складываются так, что вынужден им покориться, иначе… А что бывает иначе, Александру Борисовичу объяснять не надо. К Косте он все-таки зашел и как бы между прочим ввел его в курс последних событий, связанных с Юрой Гордеевым. Меркулов проявил беспокойство, но, вопреки ожиданию Турецкого, не в связи с подтасовками в деле, о котором Александр Борисович также не преминул упомянуть мельком, а лишь по поводу здоровья адвоката. В том плане, что, может быть, подъехать надо в клинику, навестить, яблочек ему там… от друзей, известно, не дождешься. Турецкий успокоил, сказав, что у палаты дежурят ребята из «Глории», а им сказано, что надо делать, так что Юра от отсутствия витаминов не страдает. А вот что касается следователя, ведущего расследование…
Меркулов не грубо, но и не очень деликатно перебил:
— Саня, пусть они занимаются своими делами, а у нас немало своих. Не давай им советов.
— Ну а если им вдруг придет в мысль свалить все на Юрку? Разве такой вариант исключается?
— Они что, ненормальные? — спокойно «удивился» Меркулов. — Не морочь мне голову и не мешай работать.
Обычные слова сказаны, реакция на них была тоже давно уже исчислена. Турецкий встал, изысканно отвесил «барину» поклон и вежливо затворил за собой дверь. Увидев вопросительный взгляд Костиной секретарши Клавдии Сергеевны и воспользовавшись отсутствием в приемной настырных посетителей, Александр подвинул к ее столу стул, уселся верхом и спросил вполне проникновенным голосом, против которого Клавдия не могла устоять ни прежде, ни теперь.
— Скажи-ка мне подруга, только честно, отчего у Кости дрянное настроение? Кто успел нагадить?
— Он вернулся полчаса назад от генерального, — таинственно наклонилась к нему Клавдия, одновременно ненарочито выкладывая на папку с деловыми бумагами перед собой пышную грудь и наблюдая за реакцией Турецкого.
— Клавдия, — голосом, полным сдержанной страсти, негромко укорил ее «любимый Сашенька», — ну не здесь же! А чего ему там надо было? Странно, что я не видел.
— Возможно, они обсуждали какие-то вопросы, ориентированные на Житную, понимаешь? Он как вернулся, сразу велел соединить его с Максимовым, первым замом министра. Странно, обычно такие звонки делает сам, и не по городскому аппарату, как ты понимаешь. И разговор у них был совсем короткий. После чего он попросил у меня чаю. Я принесла, а он просто багровый сидел. Я уж подумала: плохо с сердцем. «Ничего, — сказал, — уже прошло». Такие дела, Сашенька. А как у тебя? Дома все здоровы? Настроение как?
— Хочешь поправить? — усмехнулся Турецкий.
— Да куда уж мне, — вздохнула Клавдия.
— А кому кроме тебя? Ты запомни раз и навсегда, подруга: женщина способна к настоящей любви до ста лет. А тебе еще и первой половинки не исполнилось, девчонка. Вот поднаберусь силенок, вот… ужо…
— Брось трепаться, — засмеялась она. — Совсем ведь забыл… Да, я тебе не сказала. Когда чай принесла, на столе у него бумажку увидела. А на ней одно слово — «адвокат» и три восклицательных знака. Он мой взгляд перехватил, бумажку скомкал и швырнул в корзину. Это тебе что-нибудь даст?
