— Кстати, господин Певзнер, — полюбопытствовал Путиловский, — надеюсь, аптека была застрахована?
Певзнер чуть не задохнулся от негодования:
— А вы как полагаете? Или вы считаете меня последним дураком?
— Значит, застрахована… — дописал в протокол Путиловский.
— Господин следователь, — засуетился Певзнер. — Неужели вы думаете, что старик Певзнер сошел с ума и решил заработать на погроме собственного дела? В таких случаях умные люди устраивают простой пожар!
— Исидор Вениаминович, я ни о чем не думаю, — успокоил его Путиловский. — Я только хочу знать. А насчет пожара — тут вы правы. Евграфий Петрович, пожалуйста, полюбопытствуйте, — и Путиловский протянул Медянникову квадратик визитки.
— С какой поры медвежатники визитки носют? Да еще с адресом. Агеев Владимир Семенович, — прочитал Медянников.
— Не мой, не мой клиент, — насторожился Певзнер. — Мои все вот в этой вазе!
— Пустой номер, Павел Нестерович. Зря ноги оттопчем. Дураками будем.
— Обронили после взрыва, под ней пыль была. Вы проверьте, — попросил Путиловский. — Дуракам, знаете ли, везет чуть больше. Но бывает и этого достаточно. А заодно мы возьмем и все остальные визитки. Мало ли что… Исидор Вениаминович, я не прощаюсь!
Маленький аптекарь, ставший за ночь еще меньше, грустно кивнул в ответ. Слова у него уже все кончились, что с Певзнером случилось первый раз в жизни.
* * *
В полумраке спальни на кровати засыпал утомленный событиями прошедших суток Викентьев. Марии Игнациевне же, наоборот, совсем не спалось. Она всей душой и телом желала продолжения праздника.
— Алекс… Алекс, ну не спи!
— Мари, пойми же, я устал… пощади!
— Ты завел себе другую, молодую…
— Ну, Мари, опять за старое! После тебя мне никто никогда уже не нужен.
Викентьев зевнул и сел на постели. Он знал Мари: поспать не удастся.
— Правда?
— Клянусь моей любовью. Кстати, я хорошо заработал… я сделаю тебе подарок. Надо только реализовать кое‑что.
— Я видела тут недавно один жемчуг, — оживилась Максимовская.
— Пусть будет жемчуг. Кто может купить приличное количество морфия?
— Откуда у тебя морфий? — насторожилась Мари.
— Я же химик. Дали за очистку. Гонорар.
— Сколько?
— Много. Семь фунтов.
— О–о-о, — оценила Максимовская. — Я знаю покупателя. Алекс, я хочу тебя… — и она стала жадно целовать стройное, мускулистое тело химика.
— Тебя не понять: то жемчуг, то меня, — засмеялся Викентьев и, преодолевая сон, стал отвечать на поцелуи Максимовской.
«Все‑таки она расшевелит и мертвого», — подумалось ему.
* * *
Было раннее утро. По пути домой Путиловский передумал и велел ехать к госпиталю — посмотреть на провизора. Старший врач, к удаче, оказался балетоманом, они встречались на балетах Мариинского театра, поэтому к провизору Путиловского допустили. Но велели больного не напрягать ввиду тяжелого состояния и обойтись двумя минутами расспросов, для чего на тумбочку у кровати были поставлены песочные часы. Время пошло.
В палате было сумрачно. Провизор находился в сознании, но взгляд его был недвижим и устремлен в потолок. Путиловский наклонился к самому лицу, желтым пятном выступавшему из сплошной белой повязки.
— Скажите, сколько было грабителей?
— Четверо, — еле слышно прошелестел провизор.
— Вы можете описать их внешность? — Путиловский покосился на песок в часах.
— Вошли в масках… трое сняли… один остался… он все свистел… свистун… он взорвал сейф… больше не помню…
Паузы между словами все росли. А песок в верхней части часов, наоборот, уменьшался.
— Кто громил аптеку? Все?
— Свистун… в маске…
— Что было в сейфе? Деньги?
— Не знаю… морфий в порошке… семь фунтов…
При упоминании о морфии лицо провизора неожиданно стало белым как повязка. Последние песчинки в часах провалились в узкость. Время вышло. Глаза провизора закрылись, тело пронзила судорога.
Санитар выскочил в коридор и стал звать доктора. Прибежал балетоман, потом еще один врач. Стали быстро готовить камфорный укол для поддержания сердца.
Путиловский деликатно вышел в коридор, решив ждать развития событий. А пока занес в записную книжицу все, что сказал провизор, и стал размышлять, прохаживаясь по коридору мимо провизорской палаты. И когда вышедший балетоман развел руками: отек мозга и остановка дыхания, увы, медицина бессильна, обширнейшая гематома головы, — в голове у Путиловского уже созрел план расследования.
