Булочкин смотрел на яруса креслиц, в которых терпеливо старались сидеть орионяне, на невероятный интерьер зала за этими ярусами, какие-то мигающие огни, непонятно зачем перемещающееся что-то — и все плыло, расплывалось у него перед глазами. Происходящее вдруг показалось нелепым сном, и страшно захотелось проснуться. Ну да, он просто уснул, сидя на камне возле костра в гранитном карьере, и все приснилось: призрачный серебристый свет, огромный диск-корабль, три бледно-зеленые фигурки в оранжевых ботинках, торопливая, захлебывающаяся речь, летучие мыши в черном небе, звук, не напоминающий ничего из слышанного в жизни, приглашающий жест рукой, трепещущей под неумолимым, неотвратимым напором Времени… И то, что он видит теперь, — тоже сон. Нет и в помине не было никакой сиреневой капсулы с желтой кнопкой, нет никакого потолка из цветных труб, этого зала, орионян в плотно облегающих комбинезонах; надо лишь сделать усилие, надо лишь вырваться из наваждения-сна, и вновь все будет, как прежде, и будет костер, и теплая тьма июльской ночи, и летучие мыши над головой, и даже та тоска и ощущение одиночества, которые держали его в карьере…
Булочкин собрал всю свою волю и, до боли зажмурив глаза, потряс головой. Несколько секунд, обмякший, он стоял, опустив голову, безвольно свесив руки, не отдавая себе отчета в том, что по-прежнему слышит громкий торопливый голос; затем медленно открыл глаза и сначала увидел свои ступни, стоящие на чем-то сиреневом и мягком, оранжевые ботинки и сидящих в первом ряду, затем — все остальное…
Он вслушался в захлебывающийся от спешки голос и понял, что торжественная часть уже окончилась и началась деловая…
Теперь у него был гид. Встреча продолжалась минут пять, а в конце ее ему представили гида. «Назвать его вы можете по собственному усмотрению», — сказали ему, и Булочкин назвал его Максом. Это был робот — может, биологический, может, какой-то еще — внешне имитирующий человека. Роль гида Булочкина была не под силу ни одному из орионян: он был для них персонажем из невыносимо замедленного фильма, в то время как они для него — из бешено мчащейся киноленты. Гид должен был давать пояснения, показывать то, что он пожелает увидеть, заботиться о нем и вообще сопровождать на каждом шагу.
— Я буду звать тебя Максом, — подавленно сказал Булочкин.
— Хорошо, Олег Юрьевич, — просто и приветливо улыбнулся робот. — Будем знакомы, — он протянул ладонь.
Булочкин машинально пожал ее. Ладонь была мягкая и теплая.
— Вы увидите здесь много интересного, — снова улыбнулся Макс. — Я постараюсь ясно объяснять все непонятное. Со мной вы всегда можете быть откровенны. Мы постараемся сделать ваше прибывание у нас приятным и увлекательным. А сейчас мы с вами отправимся туда, где вы будете жить. У вас это, если не ошибаюсь, называется «квартира».
— Да, конечно, — подавленно произнес Булочкин, напряжённо всматриваясь в него.
На Максе была такая же клетчатая ковбойка, такие же джинсы и такая же выгоревшая штормовка цвета хаки; его выпуклый лоб пересекали тонкие морщинки, а цвет лица был нездоровый, слегка желтоватый, словно он страдал печенью. У него был вид доброго, приветливого, чуть усталого человека, и это впечатление портили только глаза: ярко-синие, они не выражали никаких чувств, смотрели бесстрастно, отсвечивая холодно, как драгоценные камни.
— Хорошо, — снова подавленно произнес Булочкин, — пойдемте…
— Вам уже пора умыться и позавтракать, — с дружеской непринужденностью продолжал Макс, — там приготовлено все. Программу вашего дня вы всегда будете составлять сами. Ваше пребывание у нас должно быть приятным и увлекательным. Идите рядом со мной, и пусть ничего из того, что может встретиться на пути, не вызывает у вас чувства опасности. Конечно, мы могли бы избавить вас от неприятных мыслей и ощущений, но ведь вы категорически против любого вмешательства в то, что вы, на Земле, называете психикой, мозгом, индивидуальностью, личностью…
— Да. Да, — сказал Булочкин.
Они остановились перед бледно-розовой стеной, из которой во многих местах выступало причудливое и разнообразное что-то, и в стене, незаметно для глаз, открылся вход во что-то, напоминающее небольшое помещение, как будто бы трапециевидное, а может, прямоугольное или овальное.
