Взаперти - страница 157
Петр Николаевич, уступив шесть лет назад должность Столыпину, остался не у дел. Умный, энергичный и еще не очень старый, он мог и хотел служить. Но ему не давали. Засев в Государственном совете, Дурново присоединился к правым. Однако тамошняя говорильня была действительному тайному советнику не по душе.
Месяц назад, в апреле, он получил Владимира первой степени по случаю пятидесятилетия службы в офицерских чинах. При именном рескрипте! В свете заговорили о его возвращении во власть. И Лыков отправился на Моховую с надеждой именно на это.
Сначала сыщик, конечно, телефонировал бывшему начальнику. Петр Николаевич обрадовался и сказал:
– Приходите прямо сейчас. Я очень рад за вас, заодно и отметим пересмотр приговора.
– Лечу!
Подойдя к дому, Лыков заметил нескольких агентов, слоняющихся вокруг. После ухода с должности Дурново опасался покушения на свою жизнь. И не напрасно. Полоумная девица Леонтьева, дочь якутского вице-губернатора, застрелила в Швейцарии француза-рантье Шарля Мюллера, приняв его за экс-министра. Поэтому даже сейчас отставника караулили шесть чинов охранной команды Департамента полиции, и в подъезде дежурил городовой. Агенты знали сыщика в лицо. Один из них прошел с ним в парадное и велел городовому пропустить статского советника.
В большой, но неуютной квартире гость рассказал хозяину о своих злоключениях. Как Макаров сначала сдал его судейским, даже не поборовшись, а сейчас желает унизить. Дурново выслушал и спросил:
– Чего вы от меня хотите?
– Чтобы этот кретин взял меня на службу.
– Так подпишите бумагу, и дело с концом.
– Не желаю. Присягу по два раза не дают.
– Гордыня вас заела, Алексей Николаевич, вот что я вам скажу.
– Служить бы рад – прислуживаться тошно, – процитировал Грибоедова сыщик. – Ничего с тех пор не изменилось, увы.
Собеседники выпили еще по рюмке настойки, и Алексей Николаевич спросил:
– Что, если передать государю?
– А смысл?
– Ну…
Дурново сказал, глядя в сторону:
– Я теперь вижу его раз в год, издалека. Стал не нужен. У нашего самодержца как? Вышел из ближнего круга – и тебя больше не существует. Бросается людьми, как будто у него их без счета. Когда война сделает свое черное дело, возле Николая Александровича не останется ни одного сильного человека. Сильного и при этом верного. А он начнет жаловаться: куда все подевались, изменники? Тьфу!
– Значит, ничего нельзя сделать? – закручинился сыщик.
– Я попробую напугать нотариуса. Но успеха не гарантирую. Он что, действительно сказал, что повидал побольше вашего?
– Да, и глазом не моргнул.
– Кабинетный слизняк, – ругнулся Дурново. – Всю жизнь просидел на жопе, а туда же. Ну, еще по лампадке?
На другой день ровно к началу приемных часов Петр Николаевич явился на Фонтанку, 16. Разумеется, министр принял его первым.
Дурново сразу заговорил по существу:
– Статский советник Лыков рассказал мне, что не может нормальным образом вернуться на службу.
– Правильнее сказать – не хочет, – ответил Макаров.
– Но подписывать заново присяжный лист – это уж чересчур. Не находите?
– Нет, не нахожу. Лыков вылетел с коронной службы по приговору суда. Теперь надо принимать присягу заново.
Дурново попытался убедить министра:
– Приговор отменен. Лыков восстановлен в правах, включая сословные, служебные и так далее. Все теперь как было прежде.
Макаров стал краснеть от злости:
– Петр Николаевич, сколь помнится, вы заканчивали Морской корпус. И учите праву меня, выпускника юридического факультета Петербургского университета?
– Иногда неплохо и поучить, – небрежно ответил бывший министр нынешнему. – Вы же собирались поучить Лыкова? Сказали, что повидали побольше его…
– Не помню. А если даже и сказал? Что с того? Он стал мне дерзить.
Дурново уселся поудобнее, скрестил пальцы на коленях и спросил:
– Вы хоть понимаете, что у Алексея Николаевича за спиной?
– А что такого у него может быть за спиной?
– Война. Потом тридцать три года службы. То ли одиннадцать, то ли двенадцать ранений, он и сам уже не помнит сколько. У вас, Александр Александрович, сколько шрамов на теле?
Макаров стал напоминать помидор, но молчал.
