А как красиво прозвучало, когда она сказала, что любит его.
А он? Не чувствовал ли он себя циником, как обычно, говоря ей лживые слова о любви и браке? Цинизм придавал ему силу.
Эльдар внезапно остановился.
Но он и хотел этого! Все больше и больше он понимал, что хочет иметь ее рядом на всю жизнь.
Неуверенно он повернулся и хотел было пойти обратно, но уже не знал, где находится. Единственное, что Эльдар видел, это серо-белую завесу почти горизонтально летящего снега.
Виллему…
Волна необыкновенного тепла пронизала тело Эльдара. Ему захотелось сделать что-нибудь хорошее для нее, видеть ее счастливой, быть вместе с ней. Никогда больше он не будет презрительно фыркать на нее. Ибо она может столь многое дать ему, чего никогда не было в его жизни. Любовь к ближнему, культуру, жизнерадостность, доверие, преданность…
Он посмотрел на вилы, которые держал в руке. Что ему делать с ними? Биться?
И тут он очнулся. Что за идиотские мысли стали одолевать его? Культура? Он? Он что, свихнулся?
Решительно рванулся он дальше на север, в бой.
Спустя некоторое время произошло многое.
Когда вьюга прекратилась, он смог разглядеть горные пастбища. Видел бесконечность, но нигде не было пастушеской избы, боя, следов сражений.
Увидел же он совсем иное.
Четверо мужчин верхом на лошадях направлялись к нему.
Люди Воллера вчера вечером получили сведения об Эльдаре и Виллему. Да, они жили в Турбенне два месяца – столько прошло со дня убийства Монса Воллера и его спутника. Но сейчас их увезли в горы, видимо, в одну из пастушеских изб. Люди Воллера не думали о борьбе. Они выехали из дома, чтобы мстить. Они быстро приближались, увидя его.
– Это Эльдар из Черного леса, – сказал один из них. – Мы нашли его! И теперь… осталась только одна девчонка!
Никлас и Доминик вынуждены были искать убежище в первой попавшейся пастушеской избе. Дороги, которая им была нужна, они не нашли и не решились подвергать и дальше своих лошадей такому напряжению. Когда они неожиданно для себя вышли к какому-то строению, расположенному на вересковой пустоши, то испытали огромное облегчение. И сами они, и их лошади оказались в тепле и смогли отдохнуть в такую негостеприимную ночь. Но они думали только о Виллему.
Сражение между фогдами и повстанцами их не интересовало. И как только рассвело, они снова пустились на поиски своей исчезнувшей родственницы.
– Мне кажется, снегопад ослабевает, – сказал Никлас.
Они наугад ехали некоторое время по пастбищу с редко растущими березами.
– Да, – согласился Доминик. – Он уже не так силен, хотя эти адовы крупинки все еще бьют по лицу крепко. Впрочем, кажется дело идет к концу.
Спустя минут десять снегопад прекратился совсем. Горное пастбище открылось перед ними полностью. Только ветер еще продолжал выть, унося с вершин снег тонкими слоями, словно песок во время бури в пустыне.
– Вон пастушечья изба, – воскликнул Доминик и показал вперед.
– А вот и другая, – произнес Никлас, – в противоположном направлении. Куда поедем сначала?
– В ближайшую. Пошли!
Когда они подъехали ближе к избе, Доминик напряженным голосом сказал:
– Из трубы идет дым.
– Тогда они там. Этот проклятый Эльдар из Черного леса! И Виллему? Что с ней случилось? Разучилась здраво рассуждать?
– Ей же всего семнадцать, – сказал примирительно Доминик. – И, с позволения сказать, она в душе еще ребенок. До удивления неопытный. Она его явно не распознала. Полностью ослеплена его очаровательной внешностью.
– Да, сейчас мы, во всяком случае, вломимся в их идиллию. Постучим или войдем сразу?
– Дверь, наверное, на замке, – напряженно произнес Доминик.
Но, когда они толкнули дверь, она тут же открылась.
В изумлении смотрели они на сцену, открывшуюся перед ними в полумраке комнаты.
Какие-то люди в кроватях и вокруг стола. Двое серьезно раненых мужчин лежат на полу. Виллему с искаженным от боли лицом ходит от одного к другому и пытается оказать помощь одновременно всем…
– Виллему!
Она быстро обернулась. Глаза, от усталости потухшие, лицо от слез покрыто грязными полосами, а волосы торчат во все стороны, словно они никогда не знали гребня.
