– Нет, но мне кажется, что экспериментировать на чувствах людей не следует.
Он стал складывать предметы обратно.
– Я могу попробовать и на себе самой, – живо предложила она.
Маттиас посмотрел на нее. На лице его была решительность.
– Виллему, мне кажется, нам следует отказаться от этой дикой идеи. Мне рассказывали, что моя прабабушка Силье вынуждена была сказать, когда колдунья Ханна предложила ей выпить любовный напиток для того, чтобы завоевать любовь Тенгеля: «Если мне не удастся заставить полюбить меня без колдовства, то я недостаточно сильна, чтобы завоевать его любовь». Подумай над этим! Чего стоит любовь, если она завоевана путем… обмана?
Пристыженная, она должна была согласиться с ним и вернулась домой в Элистранд без средства, привораживающего любовь.
А Маттиас стоял у окна и задумчиво глядел ей вслед. Правильно ли он сейчас поступил, показав ей клад? А вдруг он зажег опасный огонь в ее душе?
Виллему постоянно была источником огорчений. Никто не был столь неустойчив, столь труден для понимания или столь ненадежен, как она. Калеб и Габриэлла говорили это сами. Они любили свое единственное дитя и чрезвычайно гордились ею, но не могли отрицать и того, что она была маленьким троллем. Точно таким же, как Суль, много раз озабоченно говорила Лив и добавляла: «Но милой и неопасной Суль… До тех пор, пока что-нибудь не изменит ее существо. Тогда она может стать смертельно опасной».
Не заложил ли он сейчас семена перерождения? Он не верил в это, ничто не говорило об этом, когда она уходила. Она рассердилась и разочаровалась, в противном случае это была бы не Виллему. Но в глазах не было и проблеска зловещего пламени.
Нет, он верил, что Виллему безопасна. Однако никогда нельзя быть уверенным полностью. Даже в ней.
«Я стал очень популярен у молодого поколения», – думал Маттиас, когда в тот же вечер ему нанесли новый визит.
На этот раз Тристан.
Пятнадцатилетний подросток сильно волновался, краснел, бледнел и хотел поговорить с дядей Маттиасом с глазу на глаз. Дело касалось здоровья.
Тристан сел на стул, наклонившись вперед, положив локти на подлокотники и крепко сжав ладони. Он изредка бросал на отца Ирмелин несчастные взгляды, но чаще всего отводил глаза.
У дяди Маттиаса такие утешающие глаза. Это придавало мужества мальчику. Несколько дней он от ужаса покрывался холодным потом. Один, ничего не понимая, страшась. Его мучила совесть. Раскаяние рвало и раздирало его.
Наконец он решил, что должен пойти к дяде Маттиасу. Долго скрывать эту напасть он не сможет.
– Ну-с? – произнес дружеский мягкий голос. – Я полагаю, что ты не очень хорошо себя чувствуешь? – Тристан делал такие глотательные движения, что адамово яблоко прыгало то вверх, то вниз. Он не мог выдавить из себя даже звука.
И тут Маттиас увидел, слезы в глазах мальчика.
– Что случилось, дорогой?
Голос его был таким ласковым, а рука, гладившая локоны Тристана, такой осторожной, что слезы полились по щекам мальчика. Громко плача, сидел молодой маркграф на стуле, не в состоянии произнести ни слова. Вместо этого он протянул Маттиасу повернутые вниз ладонями руки.
Маттиас посмотрел. Сначала взял одну руку и долго изучал ее. Затем другую.
– У тебя чесотка, мальчик мой. До твоего отъезда домой мы ее вылечим.
Плач утих.
– Это правда? И мама и папа ничего об этом не узнают?
– Обещаю.
Чесотка была болезнью бедности и убожества. Аристократы ничем подобным не болели, такого нельзя было даже представить себе, это было огромным скандалом.
Слезы снова полились рекой.
– Мне ужасно стыдно!
– Нечему стыдиться. А где ты ее заполучил?
Тристан боролся с собой, и ложь победила. Во всяком случае, полуложь.
– Видимо на хуторе Черный лес. Когда мы носили зерно в амбар.
Маттиас задумчиво кивнул головой.
– Это возможно.
– Я сейчас больше всего хочу умереть.
Маттиас присел перед ним на корточки.
– А сейчас слушай! Я точно знаю, что ты чувствуешь. Ибо я сам пережил такое.
Глаза Тристана стали большими.
– Вы, дядя Маттиас?
– Да. Мне было еще хуже. Ты знаешь, что я и твой дядя Калеб работали одно время в шахте?
– Да.
– Нас одолевали вши, блохи и всевозможная прочая гадость. А Олину ты знаешь? Ту, что работает в Гростенсхольме?
