Она оборачивается ко мне. Становится так больно от взгляда ее карих глаз!
Больно оттого, что она принадлежит другому…
…Мой гость посмотрел на меня, едва я включила свет, и почему-то мне стало почти физически больно от взгляда его черных глаз. Стыдно за мой внешний вид, за эту заскорузлую ветровку. Захотелось сбросить ее, но не выходило из головы язвительное замечание Антона:
— Не соблазняй его пока своими голыми плечиками.
Неужели мужчины не могут думать ни о чем другом, кроме… Неужели мой пациент тоже озабочен только «этим»? И если я сниму куртку, решит, что моя цель — соблазнение? Не может быть, на вид он такой благородный!
А я? В чем-то обвиняю мужчин, а сама? Вместо того чтобы справиться о его самочувствии, рассуждаю о каких-то глупостях.
Да и какая разница, во что я одета. Все равно такой, как он, никогда в жизни не обратит внимания на серую мышку вроде меня. Я слишком заурядна для него. Слишком невзрачна. И… слишком стара.
Старая дева. Синий чулок.
Решено. Снимаю эту рухлядь. Тем более что твердые брезентовые рукава сковывают свободу движений и мешают обработать рану…
Не забыть выяснить, откуда ему известна моя фамилия. Может, был знаком с отцом и посещал этот дом раньше?..
— Ну, как вы?
— Спасибо. Голова немного кружится. Да бок побаливает. А так — вполне бодр. Я ваш должник.
— Бросьте!
— Что это за прихоть — спать на полу? Можно простудиться.
— А что это за прихоть — падать с неба? Можно разбиться.
— Скажите, мой «детройт-паркс», наверное, приказал долго жить?
— Кто это? Вы были не один?
— Мы падали вдвоем.
Маша испугалась:
— Выходит, я не заметила второго человека? Наверное, его при аварии отбросило в сторону? Господи, надо бежать искать!
Летчик улыбнулся:
— Вы спасатель по профессии или по призванию? Успокойтесь, речь идет о моем биплане. Его звали «детройт-паркс» П-2А модификации «спидстер». Мой старый надежный товарищ.
— Ничего себе надежный!
— Так он погиб?
— Боюсь, что так.
— Бедняга. Ну что ж… зато он познакомил нас с вами. Кстати, меня зовут Иоанн.
— Серьезно? Я думала, вы так бредите. Что-то вроде мании величия: Иоанн Креститель, Иоанн Грозный и тому подобное. Странное имя. Извините, не хотела вас обидеть.
— Обижаться — на вас?! Шутите. Уж обижаться — так на собственного папашку, который так окрестил сыночка. Если вам больше нравится — зовите меня Ионой, как мои друзья. Тоже, правда, имечко то еще. Скорее — кличка.
— А можно называть вас Иваном? Проще и привычнее.
— Угу. А еще лучше — Ванечкой!
— Мы не настолько близко знакомы.
— Правильно, леди. Наглецов надо ставить на место. Извините за фамильярность. Это так… сорвалось. Впредь не повторится.
— Надеюсь.
— Но… все же хотелось бы узнать и ваше имя. Это ведь не слишком большая наглость?
— Разве вы не знаете?
— Знаю? Откуда?
— Вы мою фамилию называли.
— Быть не может! Вам показалось.
— Ну, я-то, кажется, не бредила. Вы четко произнесли: Колосова.
— Колосова… Колос… — летчик на минуту задумался, а потом засмеялся. Смех отдавался болью в боку, однако он не мог остановиться. — Значит, у вас и фамилия такая же пшеничная!
— Что тут смешного — не понимаю.
— Да ничего смешного. Простите. Очень хорошая фамилия. Земная такая, спокойная, урожайная. Не то что моя — птичья: Соколов. Может, из-за нее мне и нравится порхать под облаками.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Откуда я ее знаю, вашу фамилию? — Летчик не стал распространяться насчет своих видений. Понял: это может быть истолковано как заигрывание. Женщина-то, видимо, строгих правил. Или просто боится мужа, который может в любую минуту войти. Надо было как-то выкрутиться. — Сам не пойму. Вспомнилось что-то в бреду, из прошлого. Например, в институте мы изучали труды Николая Колосова, был такой физик.
— В институте? — подозрительно переспросила Маша.
— А что, я не похож на человека с высшим образованием? Рожа глуповатая, да? Иоаннушка-дурачок?
Теперь уже Маше стало неловко.
— Да я не то хотела сказать.
— Чего уж там! Сам знаю: на интеллектуала не тяну. Не по нутру мне сидеть на одном месте и обдумывать разные серьезные проблемы.
— Ой, перестаньте! Просто Николай Константинович Колосов — мой отец.
