— Дорогой, — Хельга сцепила пальцы на его затылке, притянула голову Макса и, закрыв глаза, со вздохом поцеловала, — я так устала ждать этой минуты… Но ведь я верила, верила…
— Спасибо, дорогая… Однако я не хочу, чтобы здесь отирался этот тип!
— Не сердись, милый! — Хельга вновь поцеловала Макса в губы, в щеки, прохладные и чуточку влажные после улицы. — Это же… это просто старый друг. Ты же знаешь, Макс…
Он знал, конечно. Как и все молодые немцы, Хельга после окончания средней школы обязана была два года отбыть в лагерях трудовой повинности. Макс видывал эти лагеря: длинные бараки, обнесенные колючей проволокой, в них — сотни юношей и девушек в полувоенной форме. Жесткая армейская дисциплина, карцеры для провинившихся, категорическое запрещение отпусков. Вместо винтовок — надраенные до блеска лопаты и ломы. Выматывающая работа на строительстве дорог, мостов, иногда — на полях и фермах помещиков. И кроме того, учеба: умение маршировать, пользоваться противогазом, перевязывать раны. Офицеры пропаганды всегда около: рассказывают о славе немецкого оружия, об Аттиле, о Фридрихе Барбароссе и Фридрихе Великом, о Бисмарке и Мольтке-старшем, о великой миссии Германии в будущем. О сегодняшнем у них тоже превосходные факты: воле немецкого рейха подчинилась почти вся Европа. Недалек день, когда Германия будет диктовать свою волю всему миру.
Лагеря — звено тех школ, из которых, по мысли фюрера, должна выходить неистовая, активная, властная, неустрашимая и жестокая молодежь. Ребята выходят из лагерей действительно здорово подготовленными, хотя, на взгляд Макса, в их мышлении всегда улавливается некий интеллектуальный перекос. Впрочем, Максу это, быть может, казалось, может, ему просто не везло на знакомства с недавними выходцами из лагерей.
Хельга прошла лагерную школу и очень гордилась этим. Кажется, она весьма серьезно полагала, что только после отбытия трудовой повинности стала настоящей немкой. Там она познакомилась и с Мольтке. Армейский лейтенантик учил девушек маршировать, петь строевые песни, пользоваться противогазом. А с полгода назад он появился перед Хельгой в черной форме оберштурмфюрера охранных войск — похоже, сработали какие-то влиятельные связи.
Но Хельга посмеивалась: «Думаю, Мольтке все-таки немного сожалеет о прошлом… Почему? Из цветника да на асфальт. Там он гонял нас, муштровал, в карцер сажал, но и… вниманием не обходил. Особенно хорошеньких. Стоило даме-наставнице отвлечься или уйти…» — Хельга не договаривала и, прикрыв глаза, громко смеялась. Максу казалось, что глаза она прикрывала для того, чтобы лучше представить, как вел себя Мольтке, оставшись наедине с «хорошенькой». И у Макса закипало внутри. Хотелось спросить: «Тебя… тебя тоже не обходил вниманием?!»
— Я не хочу, чтобы он у тебя бывал, Хельга! — с раздражением сказал Макс.
Она посмотрела на него и удивленно, и с укоризной.
— Ма-а-акс! Да брось ты. Он же не в квартиру ходит, а в лавку. И я к нему совершенно равнодушна, ты же знаешь… Ну-ну… — Хельга прильнула к нему, ладони прижала к его щекам. — Ты, наверно, голоден? Есть хочешь?..
В маленькой комнатке сзади лавки они сидели за столом друг против друга, ели вафли и запивали их подогретым лимонадом. Им было тепло от кафельной голубой печки, возле которой на вешалке сушилось пальто Макса, тепло от взаимной близости, от счастья победы…
— Хорошо, что русский министр Молотов приезжает, — промолвила Хельга. — Войны с ними не будет.
— Да, хорошо…
3
Было уже восемь вечера, когда Хельга и Макс поднялись наконец наверх. Макс почти не бывал здесь раньше. Не любил бывать. Его угнетало великолепие множества комнат, раздражала холодноватая вежливость фрау Марты и откровенная издевка во взгляде папаши Шмидта, издевка над нищетой и неприспособленностью Макса.
Хельга с веселой решимостью забрала у Макса пальто и шляпу, подтолкнула не к дверям своей комнаты, как бывало раньше, а к гостиной, где люстра из множества хрустальных штучек одинаково ровно освещает и бежевую добротную мебель стиля «бидермайер», и стеклянную горку с фирменным фарфором и хрусталем, и цветной портрет фюрера над спинкой дивана, и «Майн кампф» на столике в переднем углу.
